Невинность?

В течение многих месяцев каждый вечер в бюро или у него дома – раз уж мы начали – я ложилась на спину, на живот, становилась на четвереньки, покорно выполняя все его желания.

Мне еще не было двадцати, а я была такой же невинной, как подстилка.

– Мерзавец, какой мерзавец! – кипя от возмущения, кричал Венсан, вышагивая по колымаге. Он сел, чтобы успокоиться. Я подошла, вытирая слезы со щек. Одно он не мог понять:

– И ты вышла за него замуж?

Я грустно ответила:

– Он так потребовал. Чтобы я принадлежала ему целиком и полностью. Ты же знаешь, как это бывает в маленьких городах.

– Мерзавец, какой мерзавец! – снова громко завел Венсан.

Я не могла этого выдержать, обхватила его руками за шею:

– Вот именно! Отомсти за меня! Давай его накажем!

Не знаю, каким волшебством, но в своем порыве я оказалась у него на коленях. Я целовала его, прижималась к нему, с удивлением увидела, что мои руки скользят под его рубашкой. Какая нежная у него кожа и как прекрасно, когда наконец тебе хочется любить! Да простит меня небо, я забыла про всякий стыд и стонала, уткнувшись ему в шею:

– Прошу тебя, прошу, сделай со мной то, что ты сделал с этой Лизон!..

Еще под впечатлением от моей исповеди он старался сдержаться, пересилить себя, но очень быстро я нашла губами его губы, он сжал меня в объятиях, и я почувствовала, что вот-вот прорвется так долго сдерживаемый поток желания. Мы продолжали целоваться, весь мир качался вместе с нами, и наконец мы рухнули поперек койки. Одна рука у меня на спине расстегивала свадебное платье, другая, сладостно властная, поднималась по бедрам. Я поняла, что все кончено. И закрыла глаза.

Почти тут же, увы, Венсан выпрямился, прислушиваясь и глядя в одну точку. Он спросил меня голосом без выражения:

– Слышала?

Я не поняла, что именно. С пылающими щеками, в платье, вздернутом до талии, я стала прислушиваться вместе с ним. Не было слышно ничего, кроме волн. Однако он с ужасом сказал:

– Собаки!

Рывком вскочил и закричал, срывая со лба лейкопластырь:

– Они меня нашли! Они окружают!..

Он оглядывался, словно не зная, на что решиться. Потом его глаза остановились на мне. На короткий миг я увидела, как в них промелькнули грусть и сожаление. Он прошептал:

– Так точно лучше. Прощай, Эмма.

Когда он повернулся к открытой двери, я крикнула:

– Нет!

И тщетно попыталась схватить его за ноги. Я упала с койки, а он выскочил наружу. Как судьбоносную вспышку я увидела ружье лесника на матрасе. Схватила его, еще не встав на ноги, и бросилась следом за Венсаном.

Он скатился в песок, перепрыгнув через дюну, но поскользнулся и замешкался. Я крикнула, спускаясь к нему, волосы лезли мне в глаза:

– Нет, Венсан, умоляю!.. Остановись!..

Он не остановился, даже не обернулся. Я нажала на один из двух курков. Не помню, сделала ли я это специально. Я, наверное, потеряла равновесие, запуталась в расстегнутом платье, зацепилась каблуком, и пуля полетела наудачу в лучах красного солнца. Я впервые держала в руках ружье. Выстрел, которого ни я, ни Венсан не ожидали, спугнул тысячи чаек на берегу.

Он повернулся ко мне лицом – молча, глаза вылезали у него из орбит. Продолжая идти к нему, я сказала умоляюще:

– Ты не можешь вот так меня бросить! После того как я все тебе рассказала! Это невозможно, понимаешь?!

Теперь вдали за дюнами, в сосновом лесу, который тянулся в сторону города, явственно слышался собачий лай.

Не спуская с меня глаз, Венсан начал шаг за шагом отступать к желтым скалам. Он крикнул мне с ужасом:

– Они меня схватят, ты что, не видишь? Сумасшедшая, из-за тебя меня схватят!

Он пятился все быстрее и быстрее, в отчаянии размахивая перед собой руками, чтобы я опустила ружье. Я прочла в его взгляде, что он хотел бы, чтобы я исчезла, чтобы меня не существовало, и нажала на второй курок. Сквозь слезы я видела, как его отбросило выстрелом, из груди хлынула кровь, и он упал навзничь на песок, раскинув руки.