Пешком я, кстати, любил ходить. Хоть как-то мозги проветривались.

С первых дней, как я оказался в этом мире, жизнь моя, как говорится, била ключом. И преимущественно по башке. Но последние дни и вовсе стали водоразделом, чётко разделившим жизнь на «до» и «после». Причем не только для меня, но и для всех немногочисленных друзей, которыми я успел обзавестись.

Да что там – после истории с албыс весь университет гудел от слухов. Да и весь город.

Остаться в тени у нас не получилось – у той нашей схватки с ведьмой рядом с женским общежитием было слишком много свидетелей. По крайней мере, у её начала. Потом большая часть обитательниц общаги разбежалась, а те, кто остались, боялись и носа высунуть в окно. Так что участие Варвары, слава богу, осталось не замеченным. Кто-то видел, как она в одной ночной рубашке выбегала из здания. Но связать её с появлением зачарованного медведя никто не мог.

А вот на нас с Полиньяком слава обрушилась лавиной. Особенно после того, как в местных газетах один за другим начали выходить статьи на эту тему. На некоторых фотографиях, помимо портрета Путилина и жутковатых кадров с места побоища, красовалась и моя физиономия.

Повлиять на это не смог ни я, ни Путилин, ни руководство университета. От интервью с газетчиками я наотрез отказывался, а нескольких самых назойливый пришлось отшивать довольно грубо. С Полиньяком мы составили серьёзную беседу на эту тему и договорились, что он тоже будет держать язык за зубами, как и Варя.

Впрочем, газетчиков это нисколько не останавливало, и статьи выходили с уймой живописных подробностей, большинство из которых у нас, реальных участников событий, вызывало гомерический хохот. Похоже, журналюги во все времена и во всех мирах одинаковы – если им не хватает реальных данных, они просто подключают фантазию.

Первые пару дней я здорово бесился. Такая публичность мне была совершенно ни к чему и портила все планы. Мало того, могла грозить неприятностями. Я живу-то тут пока на птичьих правах, из документов – только студенческий билет, да и то полученный под личную ответственность Кабанова.

Но потом решил – раз я не могу повлиять на эту ситуацию, то надо постараться найти в ней и положительные стороны. А они были.

Что ни говори, а героем быть приятно. Слухи в университетской среде распространяются с поразительной скоростью, так что в первый же день занятий после карантина мне буквально проходу не давали. В университете меня, кажется, стали узнавать в лицо абсолютно все – от первокурсников до профессоров. Да и на улицах я начал частенько ловить на себе заинтересованные взгляды.

В институте Кудеяров-младший со своей компашкой вместо косых взглядов и подначек начал откровенно подлизываться ко мне и к Полиньяку. И даже его дружки из дворян не то, чтобы приняли за равного, но всё же начали проявлять сдержанный интерес. Шила в мешке ведь не утаишь – после схватки с албыс стало понятно, что я нефилим. И даже сама фамилия Сибирский стала восприниматься по-другому. Одно дело – просто безродный сирота. И другое – сирота, обладающий Даром. К нефилимам всё-таки отношение особое, даже если за ними не стоит могущественный дворянский клан.

Я, правда, пока ни с кем на сближение не шёл, в разговорах предпочитал отмалчиваться или отшучиваться, да и вообще продолжал общаться только с Полиньяком, Варварой и иногда с Трофимовым. Но это, кажется, только добавило моему образу загадочности. По крайней мере, в глазах представительниц слабого пола.

Студенток вся эта история, кажется, особенно впечатлила. Ну как же. В их глазах мы с Полиньяком выглядели, как этакие рыцари, явившиеся спасать прекрасных дам.