Еда вызывала отвращение, поэтому, выпив воды, отправилась на поиски хозяина, но мне милая женщина сообщила, что Адам Сулимович утром уехал по делам. Какие дела могут быть в первый день нового года? Логичный вопрос, на который мне не обязаны отвечать. Поэтому не стала задерживаться, узнала от той же женщины, что моя машина уже исправлена и ждет меня в гараже. Покидала дом с чувством какого-то разочарования, словно чуда, которое ждала подсознательно, не случилось.

— О чем задумалась? – папа целует в макушку, присаживается на диван рядом.

— Я вчера отвозила венок Адаму. У него такой большой дом для одного...

— Тайсум? – заметно выпрямляется, лицо ожесточается. Появляется морщинка между бровями, высшая степень напряжения. – Удивлен, что пригласил к себе домой, обычно все встречи проходят на нейтральной территории. Закрытый человек, со своими скелетами.

— Он тебе не нравится? – я чувствую отцовскую неприязнь, не понимаю причину. Я сама в смятении от чувств, которые вызывает во мне этот мужчина: и тянет к нему невообразимо, и хочется убежать от него подальше, но вот скрытой агрессии нет. Папа явно настроен недружелюбно.

— Я бы предпочел держаться от него подальше.

— Почему? Если это не секрет.

— Скажем так, Диана, не все могут похвастаться безупречной репутацией. Были времена, когда бизнес отстаивали всеми способами, – за этими обтекаемыми фразами я понимаю намного больше, чем думает отец. – Так вот, Тайсум был в числе тех, от кого мы защищались.

— Рэкетир? – смеюсь, вспомнив слово девяностых. – Неужели он твой ровесник?

— А почему ты им интересуешься? – подозрительно прищуривает глаза, не считая нужным отвечать на мои вопросы. – Ты его видела от силы два раза, и уже такой интерес.

— У него в доме картины Моне, это говорит о том, что человек интересуется искусством, начитан, интеллектуально развит.

— Девочка моя, – смеется папа, ласково улыбаясь. – Если в доме этого человека висят картины Моне, это совсем не означает, что он сможет его работы отличить от работ Мане. Так что не идеализируй людей, и конкретно этого мужчину. И держись все же от него подальше. Хорошо?

— Да, папа, – улыбаюсь, опуская глаза. Легко сказать, держись подальше, а что делать, когда тянет? Тянет так, словно там центр притяжения. И его глаза все еще передо мной, а место на шее, куда он поцеловал, до сих пор ощущает жжение. Его запах по-прежнему у меня перед носом. Все так странно, необычно, никогда ранее таких противоречивых эмоций не испытывала ни к одному парню или мужчине.

— Сегодня вечером к нам придут Макаровы.

— Оу, – удивленно вскидываю брови. Что-то о Захаре мне совсем не хочется думать после нашего неудачного свидания. Папе, конечно, нет смысла рассказывать о поведении младшего Макарова.

— И Диан, – нежно берет мою руку, целует, – присмотрись к Захару более внимательно. Я знаю, что раньше он тебе нравился.

— Это было так давно, детская влюбленность, – смеюсь, отводя глаза в сторону. – Мы с ним сейчас слишком разные. Он весь в тусовках, пробует вкус свободы от учебы и контроля, а мне это не интересно. Я больше думаю о работе, хочу посидеть в кресле с хорошей книгой, послушать музыку, попить чаю.

— Работа никуда от тебя не убежит, а вот такой парень... – многозначительно делает паузу. – Подумай все же. Я не хочу прессинговать, но хочу вверить тебя надежным рукам.

— Да, папа.

— Я люблю тебя, малышка. Ты очень похожа на маму, такая же нежная, чуткая, ранимая. Я не хочу, чтобы ты обожглась в этой жизни, поэтому хочу оградить по максимуму, – встает, чмокает меня в лоб, я улыбаюсь до тех пор, пока он не покидает комнату.