— Вы можете помочь, — дрожащим от волнения голосом только и смогла произнести я, как тело подвело, на глаза навернулись слёзы, губы затряслись, а в горле образовался настолько необъятный ком, что даже сглотнуть не получается, ещё чуть-чуть и вопреки наставлениям адвоката, разревусь.

— Помочь?! — повторил мужчина, только не тихо и жалостливо как я, а с неприкрытым возмущением. — А вы случайно не забыли, что я пострадавший. Утверждать наверняка, конечно, преждевременно, но предположительно Сергей Витальевич, пользуясь служебным положением, выводил денежные средства со счетов моей фирмы и перегонял их на подставные компании.

— Он этого не делал. Клянусь чем угодно, папа ни за что на свете чужого бы не взял, — стоило только услышать обвинения в адрес отца, как и предобморочное состояние прошло, и голос прорезался.

Жданов ехидно ухмыльнулся.

— Ну раз он не виноват, тогда какие проблемы? Следствие разберётся, и его оправдают.

— Проблема в том, что адвокат, которого наняла, сказал, что папу домой под подписку о невыезде не отпустят, и он останется в следственном изоляторе. А у него сердце больное, он там не выдержит, понимаете?

— Александра, что я могу? Только разве что посочувствовать, — выдохнул мужчина и, напоминая, что время, отведённое мне, почти на исходе, посмотрел на дверь в здание.

— Вы многое можете. Если обратитесь в правоохранительные органы с письменным заявлением, что для вас ущерб незначителен, и что пока идёт следствие вы не против, если папу отпустят домой, тогда…

— А если ущерб ощутим, и я против освобождения?! — хлёстко оборвали меня на полуслове.

Наворачивающиеся до этого слёзы, после заявления Жданова, градом хлынули из глаз, в груди ужасно заныло, такое чувство, словно сердце и все внутренности, как простыню после стирки, сильно скрутив, отжимают.

— Пожалуйста, очень прошу, помогите, — не зная какой ещё привести довод, взмолилась я. — Если с папой что-то случится, я не переживу. У вас же тоже есть родители, вы должны понять….

— Александра, возьмите себя в руки, мы и так уже привлекли достаточно ненужного внимания, — осадил мои стенания Жданов, и тут я увидела, что непросто уговариваю, а ещё держусь за лацканы мужского пиджака и дёргаю.

— Из-за переживаний уже не понимаю, что делаю. Простите, — одёрнув руки, завела их за спину и виновато потупила взгляд в пол.

— Ну вот, вы добились того, что теперь чувствую себя виноватым. Из-за меня плачет девушка. Вы нас, случайно, не утопите? — в шутливой манере произнёс Жданов и приподнял мне лицо за подбородок.

Быстро и часто моргаю, чтобы ресницы скорее высохли и ушла размытость зрения. И чем чётче вижу, тем больше беспокоит взгляд, с которым на меня смотрит мужчина. В его глазах сидит что-то злорадно довольное с примесью предвкушения.

— Поздравляю, Александра, своим упорством вы меня убедили …, — Вадим Викторович зачем-то сделал паузу, и лишь спустя несколько мгновений продолжил, — … выслушать вас. Только, разумеется, не здесь и не сейчас. Жду вас сегодня у себя в офисе, скажем так в восемь вечера. Хотя нет. В девять будет удобней.

— В девять, — растерянно повторила я. — Но… это очень поздно.

— Вы заняты, у вас есть более важные дела?

— Нет, но рабочие часы уже закончатся, некому будет идти с заявлением, и папа точно пробудет в изоляторе весь этот день.

— Александра, чтобы между нами не возникло недопонимания, акцентирую. Я ещё не согласился помогать, а готов лишь вас выслушать в более подходящей обстановке. Так что Сергею Витальевичу возможно придётся провести в изоляторе куда дольше, чем этот день.

— Но…