– Да нет, в целом кормят там достаточно сытно, – быстренько отводя взгляд от такого притягательного жаркого, ответила явственно смутившаяся девушка. Немножко вымученно улыбнувшись, уточнила, видя нарисовавшееся на моем лице непонимание того, отчего же тогда она так голодна: – Просто для этого нужно достаточно хорошо работать.

– Что значит «достаточно хорошо работать»? – сдвинув брови, недоуменно переспросил я.

– Ну, к примеру, тот, кто не исполняет дневной урок, остается без ужина, – пояснила потупившаяся Энж.

– И ты часто без него оставалась? – сочувственно молвил я, догадываясь, что так оно и было.

– Часто, – подтвердила девушка, устремив взгляд на свои руки, теребящие салфетку. – Просто я совсем непривычна к такой работе, – тихо-тихо произнесла она, вроде как оправдываясь передо мной.

«Ну это и неудивительно, – подумал я. – Откуда взяться умению выделывать кожу и красить ткань у юной леди?» Поборов возникший в горле спазм, я с искренним участием спросил:

– Что, совсем тяжело тебе приходилось?

Энж, не поднимая глаз, кивнула. А потом, помолчав, поделилась:

– Самое жуткое – это когда на дубильные чаны ставят. Устаешь вроде и не сильно, а алхимическим реагентом так надышишься, напитаешься, что потом целую ночь уснуть не можешь, потому что все кости ломит, как от стылой лихоманки. – Поежившись, она прошептала: – Хорошо хоть на эти чаны чаще, чем раз в три дня, не ставят.

– Да уж, – только и смог сказать на это я.

Не сдержав охвативших меня чувств, протянул руку, ободряюще коснулся плеча Энж и ласково погладил ее. Получив в ответ благодарную улыбку и тихое:

– Спасибо.

– А что же выходные? Разве после особенно тяжелой работы каторжанкам не дают отдохнуть? – спросил я.

– Выходные? Какие еще выходные? – несказанно удивилась, вскинув на меня взгляд, девушка.

– Ну, мне старший триарх… этот, как его… Оскар Бартинелли… говорил, что полагаются они каторжанкам, дескать… вроде как, – попытался растолковать я, но в итоге смешался и растерянно уставился на недоуменно хлопающую глазами девушку.

– А, эти выходные, – кивнула златовласка, похоже, наконец-таки сообразив, о чем идет речь. – Один, Кэр. Каторжанкам полагается всего один выходной в год, – чуть кривовато улыбнувшись, сказала она. – Поэтому многие там свой срок заключения не в годах, а в выходных днях исчисляют…

– А что насчет праздничных дней? – перебил я ее, начиная подозревать, что просвещавший меня о каторжных порядках Бартинелли слишком уж все приукрасил. Или, вернее, просто умолчал о многих важных моментах, все сильно меняющих в нарисованной им благостной картинке.

– Их немного, – вздохнув, пожала плечами девушка. – Да и сокращенный двенадцатичасовой день лучше, конечно, обычного, четырнадцатичасового, но не так чтобы сильно.

– Нет, в самом деле, в Надзорном ведомстве порядочные люди не служат! – возмущенно произнес я, озлившись на себя, доверчивого лопуха, и на этого брехуна Оскара. С трудом погасив обуявшую меня злобу, буркнул: – Мало того что обременяют слабых женщин тяжкой многочасовой работой, не давая им никакого отдыха, так еще и не кормят толком.

– Это каторга, Кэр, – без тени улыбки заметила Энж и теперь сама уже успокаивающе коснулась рукой моего плеча. – Да ничего, жить там все же можно. Даже если оставаться без ужина. – Но прозвучали ее слова не слишком-то уверенно, и, поняв это, девушка добавила: – Ведь ночь можно и перетерпеть, а для восполнения сил вполне достаточно сытных завтрака и обеда.

На что я довольно скептически хмыкнул. Ибо говоря все это, Энжель не удосужилась убрать голодный блеск из своих глаз… Да и как ни крути, а заметно осунулась она за время, проведенное на каторге. Значит, ее питание было явно недостаточным.