– Ну ты, слышь, кент, чего-то вообще не этого, – этот голос Лекс услышал впервые и он казался ему каким-то помятым. – Я тебя сейчас научу этой, как ее там? О! Вежливости.

Он приподнял своего нерадивого ученика за грудки. В лицо Лексу дохнуло даже не перегаром, а будто бы умершими дважды пьяными мертвяками.

В морозную снежную ночь Лекс продолжал, против воли конечно, валяться на заледенелой земле. А над ним возвышались неясные тени асоциальных элементов общества. В этот угол у забора не доставал свет фонаря, и поэтому тени оставались тенями.

– Да погодь ты, Сопля, дай я его подрихтую. Что-то больно у него рожа ровная, – и еще чьи-то руки вцепились в его многострадальный воротник. – От девок поди отбоя нет. А это, знашь, как обидно?

– Тащите его сюда, чего там в темноте-то топчитесь? – донеслось издали. – Да и нехорошо одним-то веселиться. Нам же тоже хоцца.

Лекса подняли на ноги, или даже как будто над землей, и отволокли под свет фонарей. Признанный пока еще слишком небольшим количеством фанатов музыкант принялся прощаться с жизнью, или уж как минимум со здоровьем, да и ровной роже тоже. Про себя он бормотал что-то там о том, что надо это записывать сейчас, а то потом он это повторять не будет. Видимо переклинило, и наверняка от избытка адреналина.

– И то верно, вон кака рожа гладенькая, будто он не бухал никогда, – загоготал кто-то из столпившихся вокруг Лекса. – А давайте зальем в него водяры грамм двести?

– Ты чо, Глиста, офонарел что ли? Мы же его бить собирались, – возмутился другой, – а ты тут предлагаешь водку на него тратить. Ты вообще на нее не скидывался.

– Скидывался я! Я Шпале деньги отдал. Шпала, где деньги?

Голосов кругом раздавалось столько, что Лекс никак не мог сосчитать. А смысл слов до него и вовсе не доходил.

– Каки еще деньги? – возмутился кто-то. – Не было ничего.

– Э! Ты куда деньги заныкал? – этот голос был погромче и попротивнее предыдущего.

– Да ты поди их потерял, а на меня теперь бочку катишь.

Лекс сам не понял, как оказался в стороне от столпившихся мужиков невнятного возраста и состояния. Пытаясь перехватить сумки, завернувшиеся за спину, поудобнее, Лекс на четвереньках пятился прочь.

– Глиста, где деньги?

– Ты это у Шпалы спроси.

– Да я видел, что у него нет. Ты куда бабло дел?

– Так это может ты? Как ты видел-то? Взял поди? Вот у него их теперь и нету.

– Во-во! Поэтому и нету. Точно он взял.

Послышались первые звуки ударов, глуховатые и чавкающие. Один из ударов, пятый или шестой, был отчего-то особенно громким, а в следующим момент Лекс оказался распростертым на земле. Тряся головой, он шустро пополз прочь. Чуть погодя попытался встать. Удалось только с третьего раза.

– Э, а давайте у этого чмыря деньги заберем. Наверняка же они у него есть. Вон он какой разодетый.

– Точно. Там нам по-любому на все хватит. И даже останется. Можно и девчонок каких снять.

– А где он? Куды делся?

– Вон он. Ползет падла.

– Держи его.

Лекса, который был все еще не в силах совладать с трясущимися коленками, кто-то схватил за плечо и дернул. Лекс развернулся и с разворота звезданул сумкой по преследователю. Ноутбук, пусть и в чехле, оказался неплохим утяжелителем, и преследователь улетел в сугроб.

– Он еще и дерется! Лови его парни. Скрутим его и вообще надо его в заложники взять. Наверняка за него денег дадут.

Голос самого умного отчего-то доносился издалека. Кажется он и вовсе был среди замыкающих.

Звезданув сумкой еще дважды, всякий раз отправляя оппонента полежать на сухой, торчащей из-под снега травке, Лекс развернулся и, высоко задирая коленки, рванул вдоль злосчастного забора. Тот плавно забирал налево. Бежалось Лексу как никогда легко и вскоре шаги позади затихли. Еще поворот, опять налево, и стихли даже голоса – преследователи что-то кричали, поминая его мать, и мать его матери. Пробежав еще с полквартала, Лекс замедлился. Бодро шагая дальше, он оглядывался, но преследователей не было. Но все же нужно бы уйти еще дальше, чтобы они его не нашли.