– Хочу, конечно, хочу!


– Ладно, сядьте вот сюда. А ты не подглядывай, я не люблю, когда под руку…, – сказал я Димке, – сядь рядом с Танечкой.


Все, наконец, расселись. Декольте мешало сосредоточиться. Хотелось рисовать только эту часть. Какого чёрта, нарисую не лицо, а портрет до пояса, с руками.


– Так ты не ответил, вам там художники не нужны? – начав рисовать, спросил я Димку.


– Нет, вроде не нужны, пока. Я же, художник. Хотя работы, скажу тебе, там до хрена, и она никогда не кончается.


Ну, понятно, место занято. Тобой занято. Как всегда ты передо мной, тут-как-тут. И никак от тебя не избавиться.


– То оформления бесконечные, – продолжал Димка, – то какие-то лозунги, даже карты приходилось рисовать. А вот за Аллею Славы, я пока браться не хочу. Там портреты героев нужно рисовать. Заставляют, рисуй, говорят. А я, тяп-ляп не хочу. Вот бы тебя, на эту работу.


Меня-бы, говоришь, но ведь место-то занято. Издеваешься сволочь, к горлу снова подкатилась уже забытая обида.


– Кстати, если ты в армии сейчас, то почему ты не в казарме, а разгуливаешь по городу, да ещё с девушкой. Там у вас все, так разгуливают?


– Нет, все не разгуливают. Только когда патрулируют, в город выходят. А так, в казарме сидят. Я же художник, да ещё при штабе прикомандирован. Поэтому хожу куда хочу, без ограничений.


– А цель какая, ходить без ограничений? Неужели никто не контролирует?


– Нет, не контролируют. Дают задания, а я выполняю. Все довольны.


– А, если, военный патруль остановит? Спросят, где увольнительная? Я от солдат слышал, что за такое могут и на губу.


– Да кто же милиционера остановит? Меня ни разу не останавливали. Но если остановят, я бумажку покажу, у меня есть. Вот смотри, тебе первому показываю. Никто никогда не спрашивал. Это на крайний случай.


На маленьком, сложенном вдвое листочке белой бумаги было написано, что Димке разрешается ходить где угодно, и когда угодно, без всяких ограничений, якобы он выполняет важное задание. Подписано, генералом МВД и припечатано большой круглой печатью.


– Да, убедительно. Это за что же такие бумажки дают? А что это за задание такое ты выполняешь, если не секрет, конечно?


– Бывают задания, но ничего особенного. Думаю, бумажку дали потому, что иногда начальство даёт личные поручения. Типа, отнести что-нибудь жене начальника. Не хотят, чтобы меня с этим задержали, случайно.


– Это, что же такое, например.


– Да, ерунда всякая. Последний раз, полковник поручил проявить фотоплёнку и отпечатать карточки. Ну, я в город отнёс, отпечатали. А там, жена полковника и две его дочки, на пляже, в купальниках. Просто не хотят, чтобы посторонние видели. Вот и весь секрет. А однажды, поручили сделать керамическую бляху на могилу какой-то женщины. Видно чья-то мать. Ты, говорят, художник, вот, говорят и сделай.


– А, как же ты должен такое сделать?


– Как, как, отнёс в Бытовую фотографию и заказал. И все довольны. Хвалят. Такие вот задания. Зато, я сплю дома.


– Как? Ты спишь не в казарме?


– Дома сплю. Кровать, у меня в казарме, конечно есть. Но сплю, в основном дома. Правда, обещают в части мастерскую оборудовать. Тогда, в город меньше нужно будет ходить.


Вот это служба. Спит дома. Там, наверное, Танечку, со всех сторон… рисует…. А я здесь, в палате на восемь человек, два месяца безвылазно. Почему всё ему, всю жизнь такая халява ломится?


– А, что это за парни в окнах, на нас смотрят? – вдруг спросила Танечка.


Действительно, в каждом окне торчало по две, а то и по три головы. Хотя окна были закрыты, лица были хорошо видны. Понятно, что все они таращились на Танечку, единственную здесь девушку в ярком платье, с накрашенными губами и сексапильными формами.