– Курят на балконе, – диагностировала мама. И меня опять затрясло. А вдруг отец расскажет? Я побежала в спальню родителей, из которой был выход на балкон, но остановилась перед окном, закрытая занавеской. Я пыталась подслушать их разговор, но слышала лишь обрывки фраз.

– Аборт в тринадцать, гнилое яблочко, – говорил отец, гадко ухмыляясь, – держать надо, а то по рукам пойдет… Мне стало трудно дышать. Все-таки он рассказал. Ведь я же просила! Сквозь слезы я вгляделась в лицо моего любимого и с ужасом увидела на нем отвращение. Я БЫЛА ЕМУ ОТВРАТИТЕЛЬНА!

Костя прошел мимо меня, не поднимая глаз. Он не сказал мне ни слова. Как будто не хочет больше меня знать! Он молча обулся и вышел вон из квартиры. А я так и стояла в спальне родителей пристыженная, пригвожденная к полу своим внезапным огромным горем.

– Ну что, проститутка, получила? – спросил отец, и голос его был самодовольным. Как будто мы с ним соревновались, и он меня обыграл.

Костя не отвечал на звонки целых пять дней. И на sms тоже. Я взяла больничный и лежала в своей комнате лицом к стене. Мне казалось, что жизнь моя кончилась, так и не начавшись. Я не отвечала на жестокие насмешки отца, на сожалеющие слова матери, на Риткины звонки… Я застыла в позе эмбриона на кровати и удивительным образом видела себя снова сверху. Как тогда, когда отец ударил меня.

8.

Мама опасалась за мое здоровье. Ведь я не спала и не ела. Она разговаривала со мной и успокаивала меня. Так же, как тогда, в детстве, пока не произошло «это». Но ничего не помогало. Я не реагировала. Смотрела на нее невидящими глазами. И тогда она стала кричать.

– За мужика надо бороться! Я за твоего отца любой все волосы выдерну! А ты! Распустила нюни! Ты же знаешь, где он живет! Пойди к нему и покайся! Если любит, простит.

И я пошла. Долго звонила в звонок. Но Костя не открывал. Мне казалось, что я слышу какие-то звуки там, внутри, в недавнем прошлом нашем любовном гнездышке. Я стала дергать за ручку двери, и она открылась. Квартира была не заперта. Я осторожно вошла в темную прихожую и услышала голоса на кухне. Один был незнакомым, а другой принадлежал Косте. Ноги мои подгибались. Я шла по коридору к нему, на его голос, и, одновременно, боялась показаться ему на глаза. Но отчаяние было сильнее страха. Я распахнула дверь на кухню и увидела Костю. Второй голос принадлежал диктору. Костя просто слушал радио и комментировал новости. Он сидел за грязным, заставленным пустыми бутылками и заветренными тарелками столом, в одних трусах.

– Ой, моя родная пришла! – закричал он. Костя был сильно, безобразно пьян. Но мне было все равно. Я услышала слово «родная» и тепло залило мое сердце. Только сейчас я поняла, какая пустота была у меня внутри все это время.

– Прости меня, прости! – закричала я и кинулась к нему на колени.

– Танька, оставайся навсегда, – сказал мне любимый.

И я осталась. За вещами к моим родителям я попросила съездить Ритку. Ритка появилась вечером в моем новом доме. Костя, разомлевший после ванной, сидел на кухне и пил пиво. Руки его тряслись. Он пил все дни, что мы не виделись с ним. От обиды, от моего предательства. Я хотела давать ему только радость, но невольно принесла горе!

– Я не могу это пережить, – сказал он мне, – но я попробую.

– Ну и на хрена оно тебе надо?! – заорала Ритка, увидев моего жениха, – он же алкаш!

– Рита, ты не понимаешь, – успокаивала я ее. Как я могла ей объяснить все? Ведь я была сама во всем виновата.

Началась другая жизнь. Мне было трудно, но я была счастлива. Раньше, когда мне было тяжело, я не понимала, за что мне это. А теперь трудности проявили свой смысл – ради любви. А ради своего мужчины, ради нежности, страсти, ради того, чтобы ему было хорошо, я могла вынести многое. И я выносила.