– Лана – не поднимая глаз, еле слышно прошелестела та.

– Очень приятно, Лана, – Егор широко улыбнулся и подмигнул Женьке. – Не бойся, я не кусаюсь, – обратился он к Лане, – и даже накормлю вас обедом. Идет?

– Егор! – Женька повисла на брате, – а потом поиграешь с нами в «Монополию»? Ну, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! – заканючила она.

В тот самый миг, когда Егор коснулся ее руки, Лана его полюбила. Не просто влюбилась в старшего брата подруги, а совершенно всерьез полюбила, сразу и на всю жизнь. Юная Лана отчетливо поняла это и приняла как данность.

– Знаешь, Женька,– сказала она несколько месяцев спустя, – а ведь я люблю Егора. И это очень серьезно.

– Чего?! – засмеялась подруга, – «Люблю»?! Да ты для него слишком маленькая!

– Это сейчас я маленькая. Но вот увидишь, я вырасту и выйду за него замуж.

– Не смеши! Знала бы ты, сколько у него девчонок. Ему нет до тебя никакого дела. Не обижайся, Ланка, но это все глупости.

– Нет. Не глупости. Вот увидишь. Так и будет, – возразила Лана на полном серьезе, – я буду любить его всю свою жизнь. Запомни, Женька. Всю жизнь.

– А, ладно тебе! – отмахнулась Женька, – это твои фантазии. Придет время, первая над ними посмеешься.

Разумеется, Егору не было до юной влюбленной Ланы никакого дела. Он ее вообще ни в каком качестве не рассматривал. И наверняка бы от души посмеялся, открой ему Женька тайну подруги. Надо отдать Женьке должное – о чувствах Ланы она не говорила никому, не смотря на то, что в любовь «на всю жизнь», ни капельки не верила. Однако Лана думала иначе. Пусть все идет своим чередом, нужное время непременно наступит.

– Он будет моим, будет моим, – погружаясь в сон, говорила себе Лана каждый вечер.

Очень скоро девочка с медовыми волосами стала своей в гостеприимной семье Троицких. Жила семья в новой благоустроенной высотке рядом с парком, в двух шагах от школы. Квартира насчитывала четыре комнаты, и у каждого имелся собственный, независимый угол. Детям позволили обустроить комнаты по собственному вкусу и врезать замок, на тот случай, если вдруг захочется отгородиться от всего мира. У каждого из старших Троицких, так же имелась своя, отдельная комната. Подобный уклад казался весьма необычным и таким интригующим! Ведь родители Ланы, как и все их друзья, знакомые и родственники, делили одну спальню на двоих. В Питере у Львовых осталась небольшая двухкомнатная квартирка на Васильевском острове. У Ланы была комната, но так, как жили Троицкие не жил никто из окружения Львовых. В Москве Лана с отцом тоже поселились в двушке, и ей досталась отдельная комната, однако обставляла ее хозяйка, строго-настрого запретив, что-либо менять. Не говоря уже о том, чтобы врезать замок и запираться:

– Вы должны понимать, – показывая «хоромы», предупредила хозяйка, – самодеятельности я не терплю. Я хозяйка, вы – жильцы. Формула ясна?

– Куда уж яснее! – усмехнулся Павел.

– Если так, – строго посмотрев на него, заметила дама, – мы с вами обязательно поладим.

Когда несколько месяцев спустя Лана заикнулась о своем желании поставить замок, Павел вознегодовал:

– Зачем тебе закрывать дверь на замок?! Разве тебе есть что скрывать?! Нет! Я этого не понимаю! Категорически не понимаю! Я не захожу к тебе без стука, не врываюсь без предупреждения и не копаюсь в твоем белье. Замок в одной семье это совершенно недопустимо. Дико! Это акт недоверия! Неблагополучия. Это говорит о том, что в семье что-то не так!

В семье и в самом деле было «не так». Мама Ланы, Мила в Москву не поехала. Чуть не в последний момент она объявила, что уходит к другому мужчине. Все началось с того, что отец застал ее что называется «в дверях». Подкрашенная, приодетая и причесанная, она собиралась улизнуть, умчаться на свидание. До возвращения мужа с работы оставалось по ее подсчетам минут сорок. Но, как назло, Павел Анатольевич освободился раньше именно в тот день.