У кровати он остановился и опустил меня на ноги.
— Снимай, — сказал он.
Я застыла на месте. Целовать его было проще, чем начать раздеваться при нём.
— С меня пиджак, — добавил он. — И вообще — всё.
Но я уже сюда пришла и дала слово. Я сдержу его, потому что иначе мне не получить его покровительства. Я протянула к нему руки и, снимая по очереди вещи, освободила его от одежды. Я смущалась смотреть на него, если и поднимала глаза, то смотрела куда-то в область его груди. Мужчина же, наоборот, оглядывал меня с таким аппетитом, что трудно было дышать. Его желание словно ощущалось физически и разливалось по комнате, плескалось словно море в шторм.
Мурашки рассыпались по спине, когда лямки моего бюстгальтера опустились по рукам вниз под действием его горячих пальцев. Я позволила ему освободить себя от белья, позволила смотреть на себя…
Какое-то время в полной тишине и полумраке комнаты он разглядывал меня, словно я экспонат в музее, а затем легко толкнул корпусом так, что мои колени сами собой подогнулись, и я упала спиной на матрас. Тут же ощутила на себе тяжесть мужского тела, увидела напротив чёрные глаза, в которых плескалось всё то, что он хотел со мной делать, почувствовала жар его тела, который опалял меня.
Я приняла его. Открывала шею для поцелуев, которые он щедро дарил мне. Не прикрывалась руками от его глаз, хотя в первые минуты хотелось… Мне казалось, что будет сложнее, но Алекс смог добиться того, что я расслабилась в его руках, насколько это возможно.
Он не обделил меня лаской. Даже казалось, что принести удовольствие мне для него важнее, чем себе, и он принёс его… Много удовольствия.
Могла ли я ожидать от него, а главное, от самой себя такого отклика? Нет, я и не представляла себе, что когда-то окажусь в постели с совсем другим мужчиной, буду при этом замужем и что получу такое наслаждение от его умелых ласк.
Он не оставил на мне ни единого участка кожи, который не ощутил бы на себе терпкие поцелуи вперемешку с колкой щетиной, которая в моменты страсти особенно впивалась в мою кожу, который не ощутил бы, как его язык обжигает меня, отметив все родинки на моём теле его кончиком…
Мы оба получили удовольствие. Взаимное и, наверное, ещё более острое из-за запретности и неправильности ситуации.
А теперь, когда всё закончилось, и я сидела на кровати, прикрывшись простыней и обняв свои колени, а он лежал рядом на соседней подушке и смотрел на меня, тоже едва прикрытый пледом, я испытывала характерную ломоту в теле, а ещё — сожаление и стыд. Я жалела, что пошла на это, хоть мне и было неожиданно хорошо. От этого ещё более стыдно. Щёки так и жёг беспощадный румянец.
— Лёш, — позвала я его, ощущая, как побаливают стёртые его страстью и щетиной губы.
— Что? — ответил он, продолжая оглаживать моё тело, словно ему было мало этой ночи.
— Я хочу домой.
— И?
— Ты порвал мою юбку.
— Прости.
— Как я поеду домой?
— Оставайся здесь, — пожал он плечами. — Утром я поеду к следователю и куплю тебе новую юбку.
— Ты специально это сделал?
— Что?
— Порвал мою юбку.
— Нет.
— Врёшь…
— Может быть, — хмыкнул он, довольный как стадо слонов. — Оставайся, куда ты поедешь в ночь?
— Я не хочу.
— Тогда можешь поехать в трусах, — заявил он.
Да уж, не ехать же мне, завернувшись в простынь? Видимо, всё же придётся остаться до утра.
Недовольно посмотрела на него. Гад такой. Специально ведь выломал замок, чтобы я уехать не могла.
— Только я не хочу спать в этой комнате.
— А смысла нет идти тебе в другую.
— Почему?
— Я приду и туда.
— Зачем? Я спать хочу, — начала злиться я.
— Перехочешь. А я хочу ещё.