и – неожиданно! – подкрепления: пластунской Кубанской бригады полковника Якова Слащёва, хотя и ослабленного состава, переломившей ход сражения, и сделавшей отступление ненужным.

Генерал Борис Александрович Штейфон – герой японской и Великой войны, соратник генерала Юденича во время штурма Эрзерума, офицер Добровольческой армии, профессор, доктор военных наук, впоследствии начальник штаба, затем командир Русского Охранного корпуса (РОК) – личность с невероятной судьбой: генерал в русской армии, в Белом движении – один из немногих, если не единственный, еврей (по отцу), не говоря уж о Вермахте и СС, в состав которого входил РОК; этот генерал Штейфон, в 1919 году – командир Белозерского полка, а затем 4-й пехотной дивизии Добровольческой армии, впоследствии вспоминал:


«Застучал телеграфный аппарат:

– У аппарата ген[ерал] Май-Маевский. Какова у вас обстановка?

Я доложил. Утешительного было мало. […]

Аппарат "задумался". А затем через минуту:

– Я сам сейчас приеду на атакованный участок. Продержитесь?

– Продержимся, Ваше Превосходительство. Не беспокойтесь!

В фигуре М[ай]-Маевского было мало воинственного. Страдая одышкой, много ходить он не мог. Узнав о его намерении приехать, я отнесся скептически к подобному намерению и не возлагал особых надежд на приезд командира корпуса.

Через 1/2 часа генерал был уже у наших цепей. Большевицкие пули щелкали по паровозу и по железной обшивке вагона.

Май вышел, остановился на ступеньках вагона и, не обращая внимания на огонь, спокойно рассматривал поле боя.

Затем грузно спрыгнул на землю и пошел по цепям.

– Здравствуйте, N-цы!

– Здравия желаем, Ваше Пр-во.

– Ну что, заробел? – обратился он к какому-то солдату.

– Никак нет. Чего тут робеть!

– Молодец. Чего их бояться, таких-сяких.

Через 5 минут раздалась команда командира корпуса:

– Встать! Вперед! Гони эту сволочь!

Наша редкая цепь с громким криком "ура" бросилась вперед. Большевики не выдержали этого порыва, и положение было восстановлено».

……………………………………….

– Не понимаю вашего настроения Владимир Зенонович. Полтава так никогда и никого не встречала. Триумф.

– Посмотрим, как будет провожать, Борис Александрович.

Замолчали. Командующий посмотрел на пустой графин.

– Павел Андреевич!

– Слушаю, Ваше Превосходительство, – в кабинет бесшумно влетел простоватого вида адъютант командующего, с прямым пробором гладко зачесанных волос.

– Озаботьтесь, голубчик.

– Слушаюсь, Владимир Зенонович.

– Ваш адъютант по виду из купеческого сословия.

– Да Бог его знает, Борис Александрович. Услужливый малый. Вы знаете, дроздовцы меня поначалу не очень возлюбили…

– Да, они – крепкий орешек. И верны памяти Михаила Гордеевича. Хотя – лучшие из лучших. Направляются они – не мне вам рассказывать – на самые трудные участки фронта. «Малиновые» не отступают, хоть и несут огромные потери, но стоят до последнего. Гвардия!

– Отступают, отступают. Все мы отступаем…

Адъютант также бесшумно проскользнул в открывшуюся дверь и поставил на столик запотевший графин с белым вином, две граненые рюмки и небольшое блюдце, накрытое крахмальной салфеткой.

– Спасибо, голубчик.

Адъютант исчез.

– Да… так вот поначалу не очень. И я их понимаю. После генерала Дроздовского… Полагаю, что Антон Иванович намеренно устроил мне сие испытание, так как ранее меня фактически не знал. Я ведь не был первопоходником, как вы знаете, да и вообще в обоих Кубанских походах не участвовал. Решил посмотреть, примут ли меня дроздовцы: примут – значит быть мне на коне, а не примут – сослали бы куда-нибудь в тыл, обучать юнкеров…

Разрешите? «21-й номер» – лучший. Сейчас такое вино уже не гонят. Где Смирновы…