– Ты понимаешь, за кого собралась?

– Оставь ее! – умоляла мать. – Не делай ей ничего плохого!

Давид замер, огляделся. Вокруг не было никого, кроме жены и дочери.

– Эту старую каргу тоже прикончу, если надо будет, – обратился он к дочери и указал на Божену. Потом наклонился к уху Ивоны и прошептал: – Бондарук – сын убийцы и сам женоубийца. И мне наплевать, сколько у него бабла. Она продала тебя кацапу. Понимаешь? Весь город смеется надо мной. За сколько ты продала своего ребенка, стерва? – Он направил острие в сторону Божены.

– Что ты плетешь, придурок?

Божена встала, одернула платье. Она была теперь спокойна, поскольку со спины к Давиду подкрадывались ее сыновья. Зубры не были детьми Собчика. Их отец – кочегар котельной на пилораме – умер от инсульта, не дожив до двадцати девяти лет. Осиротил троих сыновей и оставил беспомощную, молоденькую и хорошенькую тогда Божену без средств к существованию. Таким образом, молодая женщина с тремя детьми, ровесница Ивоны, вдруг стала вдовой. Чтобы содержать семью, она хваталась за все: уборку, шитье и, наконец, тайные эскорт-услуги. Это занятие оказалось самым простым и прибыльным. Единственное действующее заведение подобного профиля находилось в Беловеже. Однако в гостинице от мебельной фабрики часто требовался кто-то местный и побыстрей. Лучше всего, не выдающий своим видом принадлежности к древнейшей профессии. Божена как раз соответствовала этим требованиям. Трудно поверить, но тогда она была похожа на Одри Хепберн, скорее женщину-ребенка, чем секс-бомбу. Так же как Ивона, она была жгучей брюнеткой с ровно подрезанной прямой челкой и волосами до плеч.

Командированные, к которым Божена приезжала по вызову, даже и представить себе не могли, что она может оказывать такого рода услуги, поэтому, когда она входила в ресторан, все принимали ее за обычную горничную. К клиентам она ездила исключительно в первой половине дня, пока дети были в детском саду, а потом в школе. От ночных вызовов многодетная мать отказывалась, не желая афишировать новую профессию. Соседям она сказала, что меняет постели в гостинице, что в какой-то степени было правдой, потому что после ее ухода постель всегда перестилали. Пользующиеся ее услугами мужчины были в основном небедными и – что самое главное – неместными, ведь каждой из сторон была необходима конфиденциальность. Именно таким образом Божена познакомилась с Давидом Собчиком – в те времена востребованным инженером из города Элка, который приезжал в Хайнувку в командировку каждую неделю. Он влюбился в нее как мальчишка. Обещал, что позаботится о ней, привозил подарки. То детская книжка, то одеколон «Красная Москва», то чулки. О свадьбе он не говорил, да и Божена относилась к белым платьям без лишних восторгов.

– Достаточно одного раза, – уверяла она. – Мне не нужна печать, чтобы полюбить кого-нибудь.

С тех пор как они начали встречаться без посредников, Давид перестал оставлять ей деньги. Тогда она подумала, что из уважения. Он по-прежнему привозил мелочи для дома, что-то из еды, сувениры. В конце концов оставил у нее сумку с вещами, чтобы не возить ее туда-обратно. Она промолчала. Не заглядывала внутрь, понимая, что это означает. Он намерен бросить якорь. Ей так хотелось верить, что на этот раз навсегда. Что смерть не разлучит их слишком рано. Она долгие годы была одна. Одиночество стало привычкой. Божена не чувствовала сильной привязанности к детям, поскольку много работала и постоянно была чем-то занята. Поэтому она и не верила уже, что в возрасте тридцати восьми лет можно завести новую семью. Но все выглядело очень серьезно, поэтому Божена была на седьмом небе от счастья, когда оказалось, что она опять беременна.