– Со мной?

Почти яростный кивок.

– Хорошо.

Мальчишка вздрогнул, уткнул, снова уронив коробку, лицо в руки. Вздернул плечи, задрожал. Поспешно сделал шаг – и тут же припал на правую ногу, скривился. Поглядел на стоящего Романова с ужасом, снова затряс головой, попытался идти опять, всхлипнул, чуть не упал и вцепился руками в бушлат старшего лейтенанта. Замычал тяжело, снова и снова мотая головой и не сводя глаз с лица офицера.

– Я тебя не брошу, – не пытаясь успокоить мальчишку, сухо, но при этом искренне, ответил Романов. Огляделся, кивнул на лестницу, на нижнюю широкую ступень: – Сядь там, я ногу посмотрю.

Мальчишка кивнул, заковылял к лестнице. Сел, завозился с кроссовкой, стащил ее, кривясь и кусая губы. Романов подошел, пытаясь понять, что и зачем он делает, и одновременно зорко оглядываясь. Конечно, вряд ли кто-то придет на выстрелы. Но, с другой стороны, «кто-то» бывают разные… Девяносто девять – прочней припрут дверь. А сотый прибежит да и шарахнет вон оттуда, из-за парапета, картечью.

Мальчишка между тем с трудом стаскивал носок. Потом неожиданно поднял на стоящего рядом офицера блестящие глаза, мигнул и потупился. Уши у него покраснели.

Романов понял, в чем дело. Носок буквально расползся под пальцами мальчишки. А нога цветом напоминала уголь. Впрочем, это не мешало разглядеть уже распухшую щиколотку. Старлей присел, взял в ужасе вытаращившегося мальчишку за ступню. Посмотрел ему в лицо – губы у спасенного дрожали, кривились.

– Если закричишь – брошу здесь, – предупредил Романов. – Понял? – Мальчишка кивнул. – Молчи.

Мальчишка зажмурил глаза – так, что веки мелко забились. И когда старлей коротким умелым рывком поставил на место сустав, только издал тихий стонущий звук. Еле-еле слышный. Потом открыл глаза, искательно посмотрел на Романова.

– Ты молодец, – сам того не ожидая, сказал старлей.

Мальчик шевельнул уголками губ и коротко, быстро улыбнулся. Лишь на секунду.

Но Романов неожиданно ощутил какой-то теплый толчок в груди. Кивнул, распрямляясь:

– Обувайся, вставай. Пойдешь осторожно. Нам спешить некуда… – закончил он. И неожиданно подумал непонятно для самого себя: а так ли это? Некуда? Или… – Понесешь рюкзак. И еще вот что… – он нагнулся, достал из рюкзака «ТТ». – Умеешь пользоваться? – Мальчишка помедлил, покривился, покрутил пальцами, потом кивнул. – Немного? – Снова кивок. – Все равно. Научишься. Это твой пистолет. Понял, Евгений Белосельский?

Мальчишка взял «ТТ», опустил в карман своей спортивной куртки – осторожно, но быстро. Поднялся, перекинул за плечи рюкзак и всем своим видом выразил полную готовность. Но теперь уже Романов остановил его:

– Погоди. Слушай-ка… – И поднял ствол автомата, заставив нажатием руки мальчишку присесть за основанием лестницы. Тот сразу опустился на колено и достал пистолет. Положил руку с ним на плоский срез перил. Чуть прищурился. В его движениях была злая решимость человека, который замучился убегать и бояться и наконец-то получил возможность дать отпор. Романову это понравилось.

Впрочем, он уже определил, что тревога, пожалуй, была напрасной. По звуку определил. А через какие-то полминуты над краем набережной показался угловатый черный борт бронетранспортера – БТР-80 с развернутым куда-то внутрь города длинным стволом крупнокалиберного пулемета. На броне сидели трое – в форме морской пехоты, они смотрели сюда, вниз, на пляж. В одном из них – сидевшем у башни с «РПК» на коленях – Романов узнал капитана Муромцева. Игорь Борисович был старше Романова лет на пять-семь. Он здорово «засиделся» в капитанах из-за угрюмо-неуживчивого характера – впрочем, благодаря этому характеру он, разводясь три года назад с женой, сумел настоять на том, чтобы детей – шестилетнего тогда сына и трехлетнюю дочь – оставили с ним (они сейчас находились на базе). Временами Романов нет-нет да и думал, что Муромцева можно было привлечь в Систему. Но оставался верен своему правилу – не искать контактов «в реале» и рядом с собой.