– Доброе утро, Олег. – Голос за спиной хоть был и тих, острием бритвы ударил по слуху, пульсирующая боль заполнила всю голову.

– Если оно доброе, – невнятно прошептал Олег, поворачиваясь в направлении голоса. Перед ним стояла пожилая женщина:

– Каждое утро должно быть добрым, сосед, иначе для чего нам жить? – Старушка широко и добро улыбнулась.

– Вы как всегда правы, Антонина Васильевна. – Олег фальшиво улыбнулся. Соседке давно уже диагностировали неизлечимую форму рака, о чем она с каким-то воодушевлением известила каждого соседа на лестничной площадке. Олег всегда удивлялся ее жизнерадостности и внутренней силе, даже в чем-то завидовал такому стержню, но сейчас, кроме раздражения и приступов невыносимой головной боли, нежданный собеседник ничего не вызывал. Он молча поклонился и поплелся к лифту, зная, что, еще пара слов произнесенных собеседником, возымеет эффект взорвавшейся атомной бомбы в его голове. Старушка бодро пошагала за ним и хранила молчание вплоть до того момента, как они оказались в лифте.

– Ух и перегар от тебя, Олег, бросал бы ты. Вот муж мой от водки помер, помнишь?

Олег лишь одобрительно помычал в ответ, размышляя о том, чем он заслужил такое мучение.

– А вы, молодые, не хотите учиться на ошибках старшего поколения… Эх ты, Олег, такой хороший мальчик! Жениться тебе надо! Жениться! – Все не унималась старушка.

Голова раскалывалась от каждого слова, и Олег уже всем сердцем ненавидел своего мучителя. Наконец послышался легкий свист, ознаменовавший долгожданное прибытие на первый этаж. Лифт легонько трухнуло, от чего Олег почувствовал каждый внутренний орган. Как только двери открылись, он тут же ломанулся к спасению. Холодный, влажный воздух ударил в лицо, моментально облегчив страдания. Рука рефлекторно потянулась к карману за сигаретами, но Олег одернул себя – такого удара его организм сейчас бы не вынес. Забравшись в машину, он мельком увидел свое лицо в салонном зеркале и с омерзением скривился: оттуда на него глядел пропитый, привокзальный бомж. Дорогу до места происшествия он практически не помнил – алкоголь, бодро циркулирующий по артериям пару раз, чуть было не усыпил его, а вездесущий туман сводил видимость к нулю. На удивление оперативника на месте не было никого: ни обычных зевак, ни свидетелей. Стояла глухая тишина, прерываемая лишь легким завыванием ветра и обрывистыми криками ворон. Вывалившись из машины, Олег приметил Виктора Михайловича, тот был ещё более бледен чем обычно, дрожь в руках можно было заметить уже с пары десятков шагов. Прибытие Олега осталось для него незамеченным. Следователь был погружен в размышления, нервно куря сигарету, порою от тремора, не попадая ею в рот.

– Что там у нас? – Оперативник вывел из ступора своего коллегу, от чего тот чуть было не проглотил сигарету.

Следователь мельком взглянул на Олега и снова отвел глаза, заполнив легкие едким дымом и наконец заговорил, извергая дым, словно средневековый дракон:

– Знаешь, Олег… Мы многое с тобой повидали… Помнишь того педофила? Который прямо в подъезде пацана пытался растлить? Как его соседи тогда изувечили?

– Помню, конечно… такое тяжело забыть… – Олег был в замешательстве, он никогда не видел, что бы стальные нервы следователя хоть однажды давали слабину.

– Я тогда тебе сказал, что такой жестокости никогда не видел. В той скотине, под слоем гематом и крови, человека можно было с трудом узнать… Знаешь, мне его жаль было тогда… Всем нутром понимаешь, что за мразь перед тобой, но инстинктивно жалеешь, зная, что нельзя так мучить кого-то живого…

– Вот сейчас ты меня пугаешь, к чему ты ведешь-то? – От такого состояния коллеги, Олег уже протрезвел.