– И то и то, – Ева всё больше раздражалась. Она чувствовала себя, как подопытная мышь на операционном столе, которую препарировали, изучая внутренние органы после опытов, – У тебя нет шансов попасть ко мне в спальню ни при каких обстоятельствах! Даже не мечтай.

Почувствовав аромат завариваемого кофе, психолог зашёл на кухню и застыл от удивления.

– Что-то не так? – заметила его замешательство Ева.

– А для тебя в порядке вещей заваривать кофе в чашке для супа?

– Нет, так как я обычно пью кофе из единственной кружки в этой квартире, размешивая его единственной ложкой. И ещё у меня одна тарелка, одна вилка, одна супница, одна сковородка и одна кастрюля. Я не приглашаю в гости друзей, так как у меня их нет. Нет друзей, нет врагов, есть только знакомые. Но сегодня здесь ты, и, как гостю, тебе достается кружка, а мне кофе в чашке для супа, что-то не так? И ещё, ты не опер и не следователь, а я не подозреваемая, так что не надо разгуливать по моей квартире с видом Пуаро, расследующего загадочное убийство. Ты копаешься у меня в голове уже сколько: семь или восемь лет? Не делай вид, что удивлен обстановкой моего жилища.

– Ты права, я был бы больше удивлён, если бы увидел здесь картины, расшитые крестиком, и гору мягких игрушек, а так всё в твоем стиле. Стиль мизантропа.

– Давай, закончим с этим делом побыстрее. О чём ты хотел со мной поговорить? – Ева села в кресло. Антон сел за стол в гостиной с чашкой кофе.

– Ты неправильно подходишь к делу. Скорее, о чём ты хочешь мне рассказать. Сегодня мне позвонил Виктор и сказал, что у тебя был срыв. Это так?

– Нет.

– Ты считаешь, что не было срыва?

– Нет, я так не считаю, его действительно не было. Я, возможно, повысила голос в разговоре с генералом Астовым, но не срывалась. Да, был тяжёлый день, не более того.

– Расскажи, что случилось? – Надоедливый гость открыл свой портфель, достал блокнот, ручку и очки.

Это Ева ненавидела: сейчас он натянет на нос очки и, с видом слишком умного человека, будет делать записи в своем блокноте.

– Не вздумай делать записи, – процедила Тайнова, – Мы не у тебя в кабинете. – сквозь зубы, все больше злясь, не успокаивалась она.

– Извини, дело привычки, – мужчина убрал блокнот и ручку обратно в портфель, – Я просто хотел достать очки. Продолжай.

– Почему день не задался? Во-первых, с утра я была на месте преступления, хотела найти свидетелей. Я зашла в католическую церковь, которая находится поблизости от места обнаружения тела, там мне встретился Священник, или как там они называются в католицизме? Не важно… От него я ничего не узнала, но получила бесплатную проповедь, что-то там про огонь в глазах, языки пламени ада в душе и так далее, и так далее. Толку – ноль. Кстати, был чем-то похож на тебя. Потом ко мне в кабинет ворвались Астов и господин Илюшин, Илюшин Степан Васильевич, прокурор, между прочим. Они ничего не объяснив забрали у меня дело. «Просто забудь, ничего не было, этого трупа не существует». Как всё просто, правда? Но это ладно, теперь вишенка на праздничном торте – меня высылают из города. Отправляют в ссылку как декабриста. «Ты перешла кому-то дорогу, уезжай, пусть всё успокоится». А я даже не знаю, кому перешла эту дорогу. Я должна покинуть город – это приказ! Самое интересное, что мне некуда ехать. На этом всё. Ну… что скажешь? – Ева закончила свой монолог и сделала глоток уже остывшего кофе.

– Скажи мне, что тебя больше всего беспокоит. Выдели главную проблему из трех: отнятое дело, ссылка или тот факт, что тебе не к кому поехать?

– Не знаю, – хозяйка квартиры сделала глубокий вдох, – Всё вместе и ничего одновременно. С другой стороны – это дело глухарь и хорошо, что его забрали. В отпуске я не была года два, можно было бы и отвлечься. Есть у меня давний знакомый, мы лет пять назад работали над одним делом, я тогда ещё опером служила, но он живет в Америке в Нью-Йорке, так что… Хотя, если Астова поднапрячь, он достанет мне и визу, и рапорт на выезд из страны. – Ева посмотрела в темное окно, по которому барабанил ледяной дождь, а ураганный ветер неистово старался прорваться в квартиру. Она поёжилась. – Нет. Всё не так. Знаешь? Я чувствую… Я ощущаю нечто тревожное в этом во всём, не знаю, как это объяснить. Я чувствую опасность… Глупость… Не было никакого срыва, Астов вечно всё преувеличивает.