Она заспешила в сторону чёрных крон деревьев, которые виднеются вдали. Лай был слышен оттуда. Там находится усадьба Сундгудсет. Не надо бы туда ходить, но у неё нет выбора. И как она могла быть такой дурой, что отпустила Като?

Лай снова становится слышен, когда она приближается к усадьбе. Освещение фасада выключено, и жёлтая окраска кажется в темноте грязновато-серой. Большие чёрные проёмы окон главного здания разевают ей вслед свои рты. «Если не знать, что произошло, то можно подумать, что хозяева усадьбы просто в отпуске», – думает Харриет. Лай доносится из-за дома. Гравий хрустит под ногами, когда она пытается потихоньку перейти площадку перед домом. Хлев закрыт и заколочен, но калитка в сад вокруг дома приоткрыта. Трава в росе и влага проникает сквозь дырочки в кедах, когда она проходит через калитку. Шуршат кусты рододендронов в парке, а на воде в пруду лёгкая рябь. Она пытается отогнать от себя мысль, что находится на месте преступления.

В углу похожего на парк сада стоит беседка. В памяти всплывает лицо, которое она вроде бы видела за окном беседки, но кусты за ней разрослись до самого фасада. Человек там стоять не мог бы, не поместился бы. А вот кусты живой изгороди чуть подальше шевелятся, и Харриет торопливо направляется туда. Ей приходится придерживать ветки руками, чтобы протиснуться.

– Като? Это ты тут? – зовёт она. Голос звучит робко и неуверенно. Слышен треск сломанной ветки и шорох.

Харриет прижимается к стене домика и поворачивает лицо к окну, чтобы уклониться от веток, царапающих щёки. Звуки затихают, и она останавливается. Это так типично для Като, он просто хочет с ней поиграть. Пёс уверен, что она будет за ним охотиться, а он будет убегать. Глаза привыкли к темноте, и она может заглянуть в беседку. Харриет прижимает сложенные ладони к оконному стеклу. Внутри свалка, будто сюда выбрасывали ненужные вещи. Всё, что она видела в жилом доме: тщательно подобранные обои, рубашки, расположенные по цвету, и платья в пластиковых чехлах – свидетельствовало о порядке и контроле, а это помещение завалено старой мебелью. Она различает два кресла и свёрнутые в трубку половики. У стены стоит маленькая игрушечная плита.

Вдруг шорох раздаётся прямо возле неё, Харриет делает шаг назад, достаёт телефон и включает его лампочку. Пальцы немного дрожат на прохладном вечернем воздухе, когда она направляет свет в сторону звука.

– Кто там? – спрашивает она. – Это полиция. – Ложь звучит совсем не так уверенно, как она надеялась.

Никто не отвечает. В слабом свете мобильного она видит, что в кустах у беседки никого нет, но всего в нескольких метрах отсюда видны сломанные ветки и затоптанная листва.

– Эй, алло.

По-прежнему тихо. Харриет светит телефоном перед собой и следует взглядом за колебаниями травы на ветру. Кажется, что кто-то есть рядом, но никого не видно. И вдруг она слышит с другой стороны живой изгороди слабый металлический звук, будто глухие постукивания по жести. Метрах в двадцати от неё, рядом с кучей навоза, стоит темно-зелёный контейнер. И звуки вроде бы доносятся из него.

Иди вперёд спокойным шагом, пока не убедишься, – обычно инструктировал её бывший шеф, и Харриет повторяет эти его слова, начиная подходить к контейнеру. Место совершенно открытое, спрятаться тут негде, разве что за кустами, из-за которых она только что вышла, так что опасности, кажется, нет. Если бы тут кто-то был, она бы уже увидела. Она озирается вокруг. Может, ей померещилось, что она что-то слышала. Но постукивания повторяются. Глухой и равномерный стук доносится как будто изнутри контейнера.