«Знаешь, говорят: если хочешь вырасти, дружи с теми, на кого стоит равняться. А до Ивана Аристарховича мне ещё как до Луны пешком». И мне показалось, что этот загадочный наставник меня как раз одобрил.

Паша спал крепко, распространяя вокруг себя рулады храпа и винные пары, а я лежала долго-долго, глядя в белый и совсем не «евро» потолок. Заснуть не получалось. Я потихоньку выбралась из-под Пашиного бока и вышла через нашу дверь на балкон.

Средиземноморская ночь сияла звёздами, заглядывала прямо в душу, задавая неудобные вопросы, шумела пальмами, пахла олеандрами, соснами, эвкалиптами. Я облокотилась о перила и мечтательно посмотрела вдаль, на море, а потом в заросли сквера у дома. На мгновение показалось, что я вижу в густой темноте – там, куда не попадал свет фонарей, что-то белое. Сердце дрогнуло и зашлось трепетом, словно по нему пробежался тонкими пальцами южный бриз. В голове мелькнуло:

«Лука?!»

Нет, только хотелось… Стоп, разве хотелось? Ведь нет! Но мурашки накрыли меня сверху вниз, как плащом, отвечая что-то иное.

Ранее

Лука спрыгнул с балкона, чувствуя бешеный азарт и игристую лёгкость, какая случается после удачной шалости. Друзья поджидали его на набережной. Девушки, Бьянка и Марта, куда-то отошли.

– Эй, брат! Ну как оно, как?! – подскочили Микеле, Винченцо и Рауль.

– Всё получилось! – Лука показал двумя пальцами знак победы.

– Мамма мия, остался я без байка? – хлопнул себя по коленям Микеле. – Гони доказательство!

Лука покачал головой, смеясь:

– Нет доказательства.

– Как нет?! Почему нет?! Мы что, зря развлекали твоих русских целый час?! – воскликнул Рауль.

– За мой счёт, – напомнил Лука.

– Друг мой, – положил руку на плечо Луке коренастый Микеле, – если ты не в курсе, то некоторым и пяти минут хватает на то, чтобы продолжить род. А селфи с поцелуем делается вот так. – Он скорчил рожу, вытянув губы дудочкой и наклонился к Винченцо.

Тот отскочил:

– Фу-у!

Все рассмеялись, а Микеле добавил:

– Вообще-то тебе не селфи с губками делать, а штаны на голове завязать. Прикинь, Лука, Винченцо собирался Хелену сюда пригласить!

– Хелену?! – вытаращился Лука. – Совсем сбрендил?!

– Вот и я говорю, – хмыкнул Микеле. – Сбрендил. Но нашим планам по Сен-Тропе суждено реализоваться! Так что у тебя будет завтра второй шанс, не проворонь, брателло!

– Клюнули? – обрадовался Лука.

– А то! Мы-то свою часть пари выполняем, не то, что ты! – распрямил плечи Рауль.

– Я тоже кое-что делаю. Ладно, пошли пить кофе, братья! – приобнял друзей за плечи Лука и сказал их любимую поговорку: – Cafe in Italia si beve con tre C: caldo, in compania e cosy![10]

Все парни отрепетированно показали друг другу традиционный жест, как будто пьют кофе с оттопыренным пальцем, похожие на Пиноккио с золотым ключиком. И с хохотом пошли искать заблудившихся где-то Марту, Бьянку и кофейню заодно.

Далеко за полночь все разошлись по домам, точнее по комнатам в доме тётки Микеле, которая и научила готовить Луку самое восхитительное на свете Пармиджано из овощей, густо присыпанное тёртым в тонкую стружку сыром. Во Фрежюсе у неё годов с восьмидесятых и по сей день работала забегаловка с пиццей и едой навынос, и туристы в очередь выстраивались. Никогда ничего на вечер не оставалось.

Лука поболтал немножко с тёткой Лючией, стриженой, как все пожилые итальянки, коротко, приземистой, полной, с ярко-голубыми глазами в опасных чёрных ресницах, попрощался с друзьями и вдруг сам собой оказался у ворот многоквартирного дома на рю де Вали. В двух шагах от тётки Лючии и… так получилось.

Ночь, густая, южная, почти фиолетовая, была тёплой и дружелюбной. То тут, то там кто-то болтал, возвращаясь с поздней прогулки. Шумела листва, трещали цикады. И было просто хорошо.