И душу скорби передаст навек.
Ода праздности
(Они не трудятся, не прядут.)
Однажды утром предо мной прошли
Три тени, низко головы склони,
В сандалиях и ризах до земли;
Скользнув, они покинули меня,
Как будто вазы плавный поворот
Увел изображение от глаз;
И вновь, пока их вспомнить я хотел,
Возникли, завершая оборот;
Но смутны, бледны силуэты ваз
Тому, кто Фидия творенья зрел.
О Тени, я старался угадать:
Кто вас такою тайною облек?
Не совестно ль – все время ускользать,
Разгадки не оставив мне в залог?
Блаженной летней лени облака
Шли надо мной; я таял, словно воск,
В безвольной растворяясь теплоте;
Печаль – без яда, радость – без венка
Остались; для чего дразнить мой мозг,
Стремящийся к одной лишь пустоте?
Они возникли вновь – и, лишь на миг
Явив мне лица, скрылись. День оглох.
Вдогонку им я прянул, как тростник,
Взмолясь о крыльях, – я узнал всех трех.
Вожатой шла прекрасная Любовь;
Вслед – Честолюбье, жадное похвал,
Измучено бессонницей ночной;
А третьей – Дева, для кого всю кровь
Я отдал бы, кого и клял и звал, –
Поэзия, мой демон роковой.
Они исчезли – я хотел лететь!
Вздор! За Любовью? где ж ее искать?
За Честолюбьем жалким? – в эту сеть
Другим предоставляю попадать;
Нет – за Поэзией! Хоть в ней отрад
Мне не нашлось – таких, как сонный час
Полудня иль вечерней лени мед;
Зато не знал я с ней пустых досад,
Не замечал ни смены лунных фаз,
Ни пошлости назойливых забот!
Они возникли вновь… к чему? Увы!
Мой сон окутан был туманом грез,
Восторгом птичьим, шелестом травы,
Игрой лучей, благоуханьем роз.
Таило утро влагу меж ресниц;
Все замерло, предчувствуя грозу;
Раскрытый с треском ставень придавил
Зеленую курчавую лозу…
О Тени! Я не пал пред вами ниц
И покаянных слез не уронил.
Прощайте, Призраки! Мне недосуг
С подушкой трав затылок разлучить;
Я не желаю есть из ваших рук,
Ягненком в балаганном действе быть!
Сокройтесь с глаз моих, чтобы опять
Вернуться масками на вазу снов;
Прощайте! Для ночей моих и дней
Видений бледных мне не занимать;
Прочь, Духи, прочь из памяти моей –
В край миражей, в обитель облаков!
Зимней ночью
Зимой, в ночи кромешной,
Блаженный нищий сад,
Ты позабыл, конечно,
Как ветви шелестят.
Пускай ветрам неймется
И дождь холодный льется,
Придет весна – вернется
Зеленый твой наряд.
Зимой, в ночи кромешной,
Блаженный ручеек,
Ты позабыл, конечно,
Как летний свод высок.
Тебя лучи не греют,
В плену хрустальном тлеют,
Но сон тебя лелеет,
Морозы не томят.
Вот так бы жить, ни мучась
Ни скорбью, ни виной,
Забыв про злую участь
Под коркой ледяной!
Но как найти забвенье,
Печали утоленье,
Хотя бы на мгновенье, –
Стихи не говорят.
Мэг Меррилиз
Вы помните старуху Мэг?
Она жила в лесу,
На груде вереска спала,
Пила с цветов росу.
Цыганку ветер охранял,
Свечой ей месяц был,
А книгами – надгробья
Заброшенных могил.
Ей были братьями холмы
И ель была сестрой,
И вольно ей жилось с такой
Веселою семьей.
Пускай нежирен был обед
И, отходя ко сну,
Ей вместо ужина глазеть
Случалось на луну.
Но по утрам зато всегда
Вила венки она
И песни пела по ночам,
Гуляя допоздна.
И в темных старческих руках
Стеблями трав шурша,
Она циновки для крестьян
Плела из камыша.
Как Амазонка, Мэг была
Высокой и прямой,
Носила рваный красный плащ
И летом и зимой.
Прими скиталицу, Господь,
И прах ее укрой!
Сонеты
«Как много славных бардов золотят…»
Как много славных бардов золотят
Пространства времени! Мне их творенья
И пищей были для воображенья,
И вечным, чистым кладезем отрад;
И часто этих важных теней ряд
Проходит предо мной в час вдохновенья,
Но в мысли ни разброда, ни смятенья
Они не вносят – только мир и лад.
Так звуки вечера в себя вбирают
И пенье птиц, и плеск, и шум лесной,
И благовеста гул над головой,