А в это время Григорий Васильевич, выслушав монолог инструктора райкома, положив телефонную трубку, с недоуменным лицом оставался стоять в своем кабинете.

Его простой крестьянский ум не сразу понял, о каких случках идет речь и что ему надлежит сделать пока Людмила Павловна едет в хозяйство.

– Если это шутка какая-то, то уж больно ушлая.

– Если уж дело серьезное, то так с наскоку не делается.

Время шло, надо было принимать решение.

Первый звонок к зоотехнику

– Степаныч, мухой хватай ассимилятора да пару мужиков покрепче и на летний лагерь. Будете, сукины дети, подымать процент стельности в натуральном виде и так показательно, чтобы райкомовскому начальству все этапы были понятны, а я подъеду позже! Головой отвечаешь и за себя, и за быков, хоть стрихнином их корми, а чтобы показательно работали.

– Элеонора. Это я председатель (на другом конце телефонного провода была столовая). Ну-ка быстренько собери на пару-тройку персон харчей, я сейчас подъеду на Ниве – начальство едет некстати, не могу понять для чего, а встретить хорошо надлежит.

Райкомовский уазик и председательская Нива встретились у большого летнего лагеря.

– Ну что, Людмила Павловна, чем это мы Вам не приглянулись, вроде по всем вопросам в передовиках.

– Видимо не во всех. Эти Ваши случки… а меня подняли на райкоме, теперь разбирайся, а я причем.

– Людмила Павловна! Дело не в нас, а в быках, видать они не успевают.

– Я ничего не знаю. Показывайте, что к чему, а я уж разберусь.

На площадке летнего лагеря стоял дикий рев. Разгулявшиеся быки лихо делали свое дело, и для человека несведущего со стороны картина была экстремальная. С одной стороны, долго это наблюдать не было никаких сил, но и оторваться от этих картин натуральной жизни в природе возможности не было.

Людмила Павловна таяла на глазах, сначала все ее лицо покрылось потом, кожа рук и ног дрожала. Ей казалось, что какой-то внутренний жар раздирает ее внутренние органы. Видавший виды председатель понимал, что эту пытку Людмила Павловна с непривычки не выдержит.

– Василий, – обратился он к водителю уазика, – лети-ка ты домой, а я Людмилу Павловну сам привезу в район.

– Людмила Павловна, может поедем посмотрим, как у нас с озимыми, не все же любоваться на летний лагерь. Мы этот Ваш процент поднимем, не сумневайтесь, опыт у нас есть.

В эту ночь председательская Нива поздно поехала к дому, где жила Людмила Павловна. Больше в ее подшефном колхозе проблем со стельностью коров не было.

Приближалось время перестройки. Через 5 лет они поженились, и когда грусть подступала к их душам, они вспоминали эту историю!

Любовь – коварное чувство, а светская любовь еще более коварна. Московский бомонд часто испытывал потрясения от любви той или иной крупной величины или знаменитости. Для великой артистки полюбить или проще говоря связать себя временными узами с той или иной особой противоположного пола было делом обыденным. Чаще встречались «так называемые неравные браки»: что-то великое и значимое с одной стороны и простое, но красивое с другой. Новоявленные золушки в надежде найти свою «опору в жизни» то тут, то там мелькали на различных светских приемах. Реже, конечно, появлялись красивые бой-френды значимых, именитых, в основном солидно внешне увядших дам, занимавших знатные места в иерархической лестнице культурного или властного мира. Этих бой-френдов оберегали от внимания толпы, реже афишировали и большей частью использовали для «прямого назначения», – для любви в дорогих апартаментах. Да, не было границ женской благодарности за любовь, которую они получали на этапе своего увядания. Это были не альфонсы – термин, широко распространенный в криминальном мире для определенной категории мужчин, живших за счет зажиточных женщин. Эти чувства были из другой области – здесь с одной стороны были яркие величины лучших представительниц женского пола далеко не бальзаковского возраста и мужчины, близкие по своей внешности к Аполлону, отличавшиеся должной культурой и создававшие своим поведением полный антураж взаимных пылких чувств, пусть и разделенных 25—50 летним возрастным разрывом!