Время многое лечит, и много лет назад мисс Руд оправилась от первой горечи, обнаружив, что его любовь незаметно превратилась в очень нежную, но совершенно тихую дружбу. Никто, кроме него, никогда не трогал ее сердца, и у нее не было никакого интереса к жизни, кроме него. Поскольку ей не суждено было стать его женой, она была рада стать его другом на всю жизнь, нежным, самоотверженным другом. Поэтому она разворошила пепел над огнем в своем сердце и оставила его в покое, предполагая, что он погас, как и его. И она не осталась без компенсации в их дружбе. С восхитительным трепетом она почувствовала, насколько полно умом и сердцем он опирался на нее и зависел от нее, и необычный и романтический характер их отношений в какой-то степени утешал ее в разочаровании женских устремлений. Она не была похожа на других женщин – ее судьба была особенной. Она смотрела на свой пол свысока. Условность женской жизни делает их тщеславие особенно восприимчивым к предположениям о том, что их судьба в каком-либо отношении уникальна, – факт, который до сих пор служил на руку многим соблазнителям. Сегодня, вернувшись с прогулки с мисс Руд, мистер Морган гулял в своем саду, и, когда поднялся вечерний ветерок, он донес до его ноздрей тот первый неописуемый аромат осени, который предупреждает нас о том, что душа лета покинула ее еще сияющее тело. Он был очень чувствителен к этим переменам года и, повинуясь импульсу, который был знаком ему во всех необычных настроениях на протяжении всей его жизни, он вышел из дома после чая и направился вниз по улице. Когда он остановился у калитки мисс Руд, Люси, Мейбл и Джордж Хэммонд стояли под яблонями в саду напротив.
– Смотри, Мейбл! Мистер Морган собирается навестить мисс Руд, – тихо сказала Люси.
– О, посмотри, Джордж! – нетерпеливо воскликнула Мейбл. – Этот пожилой джентльмен ухаживал за старой девой из того маленьком домике в течение сорока лет. И подумать только, – добавила она тише, предназначая слова только для его ушей, – какой шум ты поднимаешь из-за того, что ждешь всего шесть месяцев!
– Хм! Пожалуйста, не забывай, что одних вещей ждать легче, чем других. Шесть месяцев моего ожидания, как я понимаю, требуют большего терпения, чем сорок лет его или любого другого мужчины, – добавил он с напором.
– Успокойтесь, сэр! – ответила Мейбл, отвечая на его взгляд, полный неподдельного восхищения, взглядом, несколько обиженным. – Я не сахарная слива, которой нельзя наслаждаться, пока она не окажется во рту. Если у тебя нет меня сейчас, то я никогда не буду у тебя. Если помолвки недостаточно, ты не заслуживаешь быть мужем.
И затем, увидев непонимающее выражение, с которым он посмотрел на нее сверху вниз, она добавила с провидческой покорностью:
– Боюсь, дорогой, ты будешь очень разочарован, когда мы поженимся, если тебе это кажется таким утомительным.
Люси незаметно удалилась, и о том, помирились ли они, свидетелей не было. Но кажется вероятным, что они так и сделали, потому что вскоре после этого они вместе побрели прочь по темнеющей улице.
Как и большинство домов в Плейнфилде, тот, у которого остановился мистер Морган, стоял далеко в стороне от улицы. У бокового окна, еще больше скрытая от посторонних глаз кустом гирингии на углу дома, сидела маленькая женщина с маленьким бледным личиком, все еще привлекательные черты которого заметно заострились с годами, о чем еще больше свидетельствовали слегка поседевшие волосы. Глаза, рассеянно устремленные на сумерки, были светло-серыми и немного выцветшими, а вокруг губ виднелись гусиные лапки, особенно когда они были сжаты, как сейчас, в недовольном выражении, очевидно, привычном для ее лица в состоянии покоя. Вместе с тем в ее чертах было что-то такое, что так напоминало мистера Моргана, что любой, знакомый с фактами её жизни, сразу бы заключил, хотя с помощью какой именно логики, он, возможно, не смог бы объяснить, что это, должно быть, мисс Руд. Хорошо известно, что пары, состоящие в долгом браке, часто со временем обретают определенное сходство в чертах лица и манерах, и хотя эти двое не были женаты, их близость на всю жизнь, возможно, была причиной того, что ее лицо в покое носило нечто похожее на выражение провидца, которое придавало её лицу общение с бестелесными формами памяти.