М. К. Любавский сделал ряд интересных выводов и наблюдений, не утративших своей научной ценности и в наши дни. К их числу можно отнести попытку ученого объяснить причины «собирательной» политики Москвы исходя из ее экономико-географического положения (во второй главе две работы «Возвышение Московского княжества и первые примыслы московских князей»). Отправным моментом здесь служил тезис курса 1909 г. о демографических преимуществах Московского княжества как самого заселенного по сравнению с другими (вследствие наибольшей безопасности этого края в составе Ростово-Суздальской земли)[417]. Но при этом, по мнению ученого, княжество располагало сравнительно скудными природными ресурсами и не имело значения крупного центра транзитной торговли, так как исходные и конечные пункты водных торговых путей находились не у Москвы[418]. Отсюда «агрессивность» московских князей, их стремление к выходу за узкие рамки своей государственной территории, к расширению арены властвования, политического воздействия и «экономической эксплуатации». Делая это интересное и идущее вразрез с традиционными трактовками Забелина и Ключевского наблюдение, историк пришел, однако, к выводу в духе «государственной» школы с ее представлениями о государстве как силе, действующей в интересах всего общества.

М. К. Любавский справедливо утверждал, что с обладанием Великим княжеством Владимирским был связан не только политический, но и «крупный экономический интерес»; борьба Москвы и Твери тоже была сопряжена с «крупными экономическими и финансовыми интересами»[419]. Рассуждая о проблеме изменения междукняжеских отношений в Северо-Восточной Руси во второй половине XIV в., ученый объяснял ее новым взглядом ханов Золотой Орды на роль Москвы в этой системе отношений[420]. Начало открытых конфликтов Москвы и Золотой Орды ученый трактовал как процесс, начавшийся «стихийно, помимо инициативы московских князей». Последние вынуждены были защищаться, чтобы не платить второй и третий «выход», размер которого часто менялся в период распада Золотой Орды[421]. Далее идут интересные наблюдения о чрезвычайной стратегической важности для Москвы подчинения ей территорий по Оке[422], об отрицательном значении для дела централизации Руси феодальной войны 1430-1450-х гг., которая «на четверть века приостановила процесс объединения великорусских земель»[423].

Конкретные наблюдения и выводы ученого по отдельным аспектам проблемы образования Русского централизованного государства представляли и представляют поныне значительный интерес для российской историографии[424]. Ценное исследование М. К. Любавского по исторической географии Северо-Восточной Руси XIV–XVI вв., по мнению А. А. Юшко, отличается широким историзмом[425]. Разработка данной тематики с позиций изучения «материального фундамента» централизации имела особую значимость для отечественной историографии довоенного периода, поскольку до конца 30-х годов проблема образования централизованного государства в марксистской историографии по существу отсутствовала[426]. Это исследование историка давало не только ценный конкретно-исторический материал, но и положило начало новому историко-географическому ракурсу ее изучения.

Вторая (неопубликованная) часть работы «Образование основной государственной территории великорусской народности. Заселение и объединение с центром территории Новгорода и Пскова. Историко-географический этюд»[427] была попыткой исследования формирования территории Новгородской и Псковской республик в связи с их заселением. До появления труда Любавского имелась лишь работа А. И. Никитского по экономической истории Новгородской земли, в которой уделялось некоторое внимание и историко-географическим аспектам темы