. Новое проявилось в укреплении веча, второй политической силы, управлявшей обществом наравне с князьями[307]. Наконец, серьезные перемены произошли и в характере социально-экономических отношений на Руси: во-первых, имеет место упадок внешней торговли и развитие княжеского, боярского и церковного землевладения, зарождение частной собственности на землю и рабовладельческого хозяйства[308]; во-вторых, развиваются институт рабства и «особый класс зависимых людей» (закупы, изгои) «эмбрионов последующих холопства и крестьянства»[309]; в третьих, бояре стали «земским классом» и начали руководить обществом «без князей и нередко против князей»[310]. При этом совершенно справедливо Любавский отмечал, что «областной политический строй», который установился на Руси в середине XII первой четверти XIII в., в «значительной степени опирался на общественную эволюцию и на то значение, которое приобрели в областях бояре»[311].

Особенности развития феодальной Руси XII XIII вв., процесс феодальной раздробленности у Любавского имеют в своей основе ряд причин и факторов: географическую среду, социальную эволюцию русского общества, новые явления в экономике (развитие княжеско-боярского землевладения и рабовладения). Разумеется, Любавский и здесь выдвигает на первый план политический фактор.

Более последовательный «государственник», чем Ключевский, Любавский по существу оставил без специального рассмотрения проблемы социально-экономического развития древнерусских городов как центров ремесла и торговли. Это объясняется его пониманием «городовой волости» как лишь одного из ряда «слагаемых» древнерусского социального организма VIII–XI вв. Социально-экономический фактор в его представлении отнюдь не был главным, решающим. Не желая вступать в открытую полемику со своим учителем и отнюдь не отрицая значительной роли внешней торговли в экономике Древней Руси, он основное свое внимание концентрирует на сельском хозяйстве и землевладении, считает их значительными явлениями древнерусской жизни XII начала XIII в. Тем самым молчаливо отрицается тезис учителя о неземледельческом характере Древней Руси[312].

«Русь Днепровская, городовая, торговая» Ключевского в понимании его ученика, после внесенных им коррективов, хотя и выглядит еще «Днепровской» (до XII в.), но далеко не везде «городовой». В плане экономического развития она, по Любавскому, до середины XII в. является торгово-земледельческой, а с середины XII в. больше земледельческой, чем торговой.

По мнению Любавского, корни удельного периода лежат в Киевской Руси. Между ними «нет глубокой пропасти», а существовало лишь одно «резкое различие» князь в Киевской Руси не сделался владельцем территории княжества и его полным хозяином; наряду с ним «огромным политическим значением пользовалось вече»[313]. Эта традиция удержалась в Западной Руси XIII–XV вв., где вече переросли в сеймы. В Суздальской Руси конца XIII–XIV в. политическая жизнь, по мнению историка, устроилась на других основаниях – вече исчезло. Причины этого исследователь видел в воздействии внешнего фактора татаро-монгольском нашествии.

Эта «большая беда»[314] была, с точки зрения Любавского, той внешней могучей причиной, которая сыграла огромную роль в дальнейшей социально-экономической и политической эволюции феодальной Руси. Последствия татаро-монгольского нашествия сказались: 1) в усилении географической разобщенности сельского населения, начатой в XII в. (произошло окончательное географическое и политическое разделение северо-восточной и юго-западной Руси; 2) в обострении тенденции князей к оседлости, «превратившей их из правителей общества до известной степени в его созидателей и организаторов народного труда»