Сирены скорой помощи и полиции были слышны по всей улицы уже через пару минут, после ракового щелчка, но Эмили слышала лишь звон в ушах. Ей дали надежду на хорошую, счастливую жизнь и тут же кто-то ее отобрал. Это было так больно, неожиданно и нечестно, прямо как всегда.

Слезы текли по щекам, она не могла их остановить, тело тряслось, перед глазами стояла картинка последних секунд жизни Грэма, а в ушах был невыносимы писк. Грудная клетка горела из-за крика, но истерику было невозможно прекратить, не сейчас, слишком больно. Душа полностью опустела, мир перевернулся с ног на голову, теперь в нем лишь страх, боль и отчаяние. Грэм умер на ее руках, ее надежда умерла на ее же руках.

Последние пол часа были слишком затуманены шоком, чтобы хорошо их помнить. Мужчина в форме, похожий на следователя, пытавшийся привести ее в чувства, медики, тело под медицинской тканью, автомобили полиции, куча народу, прохожие, шептавшие в их сторону, отец ее мужа в слезах и паника в лицах коллег, делали ситуацию еще хуже.

Звон окончательно перебил весь посторонний звук, в глазах начало темнеть, ноги стали ватными, тошнота подступила к горлу. Вскоре ноги не выдержали и подкосились. Мужчина и женщина в форме усадили ее в машину, укутывая во что-то теплое, но она так и не смогла понять, кто именно это был и в какой машине она оказалась, да это и не имело значения. Эмили отключилась.

Ранее утро, ужасная головная боль и такие знакомые места. Та же постель, мебель и вид из окна, солнце из которого теперь уже не казалось таким ярким, как раньше. Эмили проснулась дома, точнее, в доме мистера Грэма Сноу. Может это все просто ночной кошмар? Настолько реалистичный и ужасающий? Возможно, на самом деле все по-прежнему хорошо? Но этот кошмар был реален. Она поняла это, как только повернула голову на сторону, где обычно спал ее муж, а его там не оказалось. Очередная волна слез накрыла девушку.

Что теперь вообще делать? Скорее всего ее выселят из этого дома, причем очень скоро. Вновь нет ни денег, ни работы, ни самого главного – семьи. Но эти проблемы не были такими серьезными. Ведь сейчас Эмили хорошо выглядела и у нее была приличная одежда и еда на некоторое время. В любом случае эти проблемы не могут сравниться с душевными. Главной задачей было выбраться из депрессии, которая буквально душила Эмили, но сейчас это казалось чем-то невозможным. Ей абсолютно ничего не хотелось, она могла часами лежать в слезах, периодически срывающимися на крик. Истерики были единственными признаками того, что Эмили сейчас способна вообще чувствовать хоть что-то, единственным признаком того, что она еще жива. Ее поглощали ее же мысли.

– «Возможно в другой жизни, мы бы могли делить с ним один шкаф на двоих, наши зубные щетки стояли бы в одном стакане, а по утрам мы бы разделяли завтрак. Может если бы не пуля, мы просыпались бы под одним одеялом, а в будущем смогли бы услышать детский смех. Но судьба решила иначе. Очередной шарм на душе, их количество уже не сосчитать, а надежде все равно надо как-то выживать».

Если Эмили не спала и не плакала, то лежала на постели, просто смотря в потолок. Память постоянно воспроизводила вчерашний день, не оставляя покоя ни на минуту. Она вспоминала весь этот ужас и захлебывалась горем и своей же безысходностью.

«Возможно нужно просто достаточно проплакаться и тогда боль приглушиться». – Именно так она и рассуждала, стараясь оправдать себя. Но ее ритуал слез прервал звонок в дверь. Эмили в мятой, мокрой, соленой пижаме спустилась на первый этаж и открыла входную дверь. Ее лицо было красное и заплаканное, перед глазами легкий туман, поэтому она не сразу разглядела человека, стоявшего на пороге.