Между тем, огромный здоровяк потерял свою чудовищную железяку и уже месил пространство пудовыми кулаками, и я не позавидовал тем, кому он приложил в челюсть или засадил поддых. Но, как известно, один в поле не воин, вскоре затух и этот последний очаг сопротивления, и «разношёрстные» рассыпались по городу. Похоже, смелые у них кончились.

Через редкую растительность было видно, что со стороны городского центра появился строй из двух десятков фигур, поблёскивающих чёрными с синим отливом доспехами и прикрывшихся круглыми воронёными щитами. «Чёрные» не суетились» и действовали слаженно, умело и привычно. В сторону строя с разных сторон, словно трассеры, летели светящиеся прочерки и со вспышками рассыпались на щитах и доспехах.

Вдруг воздух содрогнулся от звука. Нет, не так, от ЗВУКА! Моё тело завибрировало, в голове зазвенели колокола, сердце испуганно заколотилось. Возникло ощущение, что катящиеся со стороны строя «чёрных» волны ЗВУКА стали видны. Стрельба, шум и крики на улице прекратились. Отила рухнул, как подкошенный. Избавляясь от смятения, я тряхнул головой и несколько раз глубоко вздохнул. Неприятные ощущения исчезли. Отила продолжал неподвижно лежать. Дьявольщина! Только этого мне не хватало! Около минуты я бесполезно пытался привести домового в чувство, пока не вспомнил о встроенном в костюм медблоке и активировал его. Через пару минут мой домовой очнулся. Он резко вскочил, ошеломлённо озираясь.

– Егор, валим отсюда! Мля буду, чуть не сдох! – заорал домовой вперив в меня безумный взгляд.

– Погоди, чего ты разошёлся? – одёрнул его я. – Куда тут свалишь? Видишь, что снаружи творится. Нужно разобраться и выбраться отсюда с умом и осторожно, чтобы в самую карусель не угодить.

А за бортом продолжалось побоище и зачистка. «Чёрные» разошлись тройками по прилегающим дворам и домам, не оставляя противникам никаких шансов. Тут и там они уже тащили за ноги и за руки тела убитых и связывали раненых. В конце улицы появилась большая угловатая машина, в которую начали забрасывать трупы и туда же запихивать связанных избитых пленных и истекающих кровью раненых. Меня и раньше не коробил вид крови и смерти, но сейчас стало противно. Я понимал и ничего не мог поделать с тем, что нас начала втягивать лавина событий, хотя всё происходящее никак не укладывалось в моей голове.

– Егорша, там кто-то есть, – тихо проговорил Отила и указал на балконную балюстраду.

Мы осторожно приблизились к краю галереи и слегка растерялись, когда увидели двух висящих на поручнях людей, которые безуспешно пытались забраться на балкон. Мы бросились на помощь и с трудом втянули эту парочку внутрь. Они тяжело дышали и на минуту буквально отключились.

– Вы кто? – спросил я очнувшихся людей. А то, что они люди не вызывало сомнения, хотя облик их немного отличался от нашего: шире поставленные глаза, небольшие чуть ниже посаженные уши, более резкие крупные черты лица, глубокие залысины на голове. Сидя, они удивлённо смотрели на нас, явно не понимая и опасаясь.

– Включи переводчик, – подсказал Отила. И я хлопнул себя по лбу, вспомнив об очередном ништяке от Кена.

– Восемь, один, два нуля, пять, транслингвер, – произнёс я формулу команды и почувствовал лёгкое движение в области воротника и ощутил прикосновение за ушами и у гортани.

– Кто вы? – повторил я вопрос, вглядываясь в лица аборигенов и на всякий случай следя за их руками. Вопрос прозвучал, будто с эхом на непонятном наречии.

Оба незнакомца дёрнулись, перебегая глазами от меня к Отиле и обратно. Потом они поднялись на ноги, и к нам приблизился один из них, крупный мужик двух с четвертью метров ростом и мощными плечами, словно вытесанными из дубового комеля, одетый в военизированную одежду с боевым обвесом. Его суровое лицо пересекал старый сизый шрам. В нём я узнал давешнего громилу. Его вид выдавал в нём боевого служаку, прямо стоящего по жизни и честно выполняющего свою работу – нести смерть. Он окинул нас оценивающим взглядом и проговорил густым басом: