Я просыпаюсь от того, что чувствую на коленке чью-то горячую и тяжелую руку. Еще до того, как я открываю глаза, знаю, кого увижу. Удивительным образом Никольский и Долгих за несколько коротких встреч въелись мне в подкорку. Я, кажется, знаю их запахи, шаги, дыхания. Но совершенно не помню ничего о том, откуда у меня эти знания.

– Врач сказал, что я должна оставаться в покое в ближайшие дни. Думаю, разбитная оргия не соответствует этой рекомендации.

– Всего лишь зашел узнать, как ты.

– Удивительная забота для того, кто напомнил травмированной девушке, что заплатил за нее.

Олег смеется, у него очень низкий бархатистый голос, я никогда таких не встречала.

– Меня тоже можно понять, малышка. У меня на корабле взорвался баллон, только чудом никто не погиб. Я влетел на кучу бабок, поменял все свои планы и завис здесь до окончания расследования страховой компанией.

– Расследования?

Я сажусь в изголовье кровати. Олег не спешит убирать руку, теперь она лежит прямо у меня на стопе и… неожиданно будоражащее ощущение. Вот черт.

– Страховая имеет право считать, что я пытаюсь нагреть их на бабки. Поэтому они будут все проверять прежде, чем оплатить ущерб. Ну а я хочу присутствовать и лично все контролировать. Раз уж у меня такой идиотский отпуск. И да, я не привык к сантиментам, поэтому рассчитываю, что ты его мне скрасишь. Потому что…

– Заплатил, я уже поняла.

– Именно.

– Я уже спрашивала у Данила, но хочу спросить и тебя. Почему я согласилась? Для чего мне были нужны такие деньги?

– Сомневаешься, что подписала контракт добровольно?

– Нет, наверное. Просто пытаюсь себя понять. Если верить вам и… ощущениям, то меня вообще не напрягали эти отношения. Но если заглянуть в себя, то… после удара по голове могут внезапно появиться моральные принципы, которых раньше не было?

Олег пожимает плечами. Ему явно весело: глаза блестят с интересом. Он изучает меня, как подопытную мышку. Не забывая мягкими неторопливыми движениями массировать мою ступню.

– Порой после травмы люди внезапно обнаруживают, что могут говорить на китайском или виртуозно играть на фортепиано. Моральные принципы – не самая страшная вещь. Хоть и неприятная, спору нет. Но мы сумеем справиться с ними. Это будет довольно легко, потому что я знаю твое тело. И знаю, как доставить тебе удовольствие.

Что ж, люблю, когда у мужчины широкий кругозор.

– Расскажи еще что-нибудь о моем прошлом. Ну или хотя бы о той части, которая тебе известна.

– Так не интересно. Почему желаемое получишь только ты? Давай лучше поиграем: за каждый ответ на вопрос ты снимаешь одну часть одежды.

Я приподнимаю бровь.

– На мне два предмета одежды. А вопросов больше.

– Какая жалость. Придется выбрать два самых важных вопроса.

Или не выбирать их вообще. Отказаться играть в его игру и надеяться, что скоро я все вспомню сама.

Вот еще одно знание о себе: я не робкого десятка и довольно азартна. Меня почему-то совсем не пугает обнажаться перед Олегом, скорее будоражит и немножко злит. Мне не нравятся игры, в которых есть только один победитель. И я хочу его позлить.

– Что будет, если я откажусь с вами спать?

Олег удивленно поднимает брови.

– Это не вопрос о твоем прошлом.

– Это не ответ на мой вопрос.

– Я заставлю тебя вернуть деньги, которые ты получила.

– Но я понятия не имею, где они, у меня нет доступа к счетам.

– Не мои проблемы. Разберешься.

– И как же ты собираешься взыскать с меня деньги? В суд с претензией «товарищ судья, она мне не дала!» не сходишь.

– С чего ты взяла? – Он ехидно улыбается. – Суды бывают разные.

Намек понят. В голосе Долгих не было ни угрозы, ни напора, он выглядел и говорил так, словно мы болтаем о какой-то ерунде за бокалом вина, но я все равно уловила недвусмысленный намек. Его сложно обыграть, он не привык к поражениям. И добивается желаемого любыми путями, не обращая внимания на написанные кем-то законы.