29 апреля в результате государственного переворота было свергнуто демократическое социалистическое правительство Украины. Переворот при поддержке немецкой армии возглавил генерал Павло Скоропадский – украинский аристократ из казачьего рода. До подъема большевизма Скоропадский был одним из крупнейших землевладельцев на Украине, верным Российской империи, и служил штабным офицером в российской армии, был адъютантом царя Николая II[210].

Было создано новое правительство, поддерживаемое Германией и состоявшее из украинских землевладельцев, многие из которых имели казацкие корни. Скоропадский был посажен правителем и стал традиционно по-казачьи называться гетманом – самодержцем, возглавляющим совет министров. Первое, что сделало гетманское правительство (как стало известно), – отменило перераспределение земли, которое ввело социалистическое правительство, и вернуло огромные украинские поместья и пахотные земли бывшим владельцам. Забастовки были запрещены, несогласие и крестьянские восстания жестоко подавлялись[211]. Украина стала государством, зависимым от Германии, богатым источником зерна для немецкой военной машины и чем-то вроде курорта для немецких дивизий, измученных службой на Западном фронте; им разрешалось жить на земле и восстанавливать свои силы и боевой дух за счет крестьян[212].

В Москве большевики пришли в ужас. Не только оттого, что Германия поддерживала правительство гетмана (типичное мерзкое буржуазное подавление пролетариата), но и от нехорошего ощущения, что это и есть истинное лицо Германии. Возможно, так она намеревалась обойтись и с Россией? Государственный переворот на Украине произошел спустя всего три дня после приезда в Москву графа Мирбаха в качестве посла Германии, что усилило страхи большевиков.

В глубине души Локарт был рад. На его глазах немцы вбивали огромный клин в виде Украины между собой и большевиками. 6 мая он отметил в своем дневнике, что большевики «считают это прямой угрозой их власти»; это расценивалось как попытка начать контрреволюцию «не только на Украине, но и во всей России». Когда неделю спустя он и Кроуми встретились с Троцким, чтобы обсудить угрозу Германии российскому Черноморскому флоту, находившемуся в руках украинцев, им было сказано, что война с Германией «неизбежна» и что он готов выслушать любые предложения британской стороны[213]. Даже Ленин, убежденный изоляционист, начал считать войну с Германией возможной. Он сказал Локарту, что видит будущее, в котором Россия станет полем сражения, на котором Германия и Великобритания будут воевать друг с другом. Он был готов сделать все, что потребуется, чтобы предотвратить это[214]. Локарт счел это неконкретное уверение как поощрение, не понимая, что у Ленина были свои тайные планы урегулирования этой ситуации.

Для Локарта и его круга украинский кризис дал надежду. Антибританские, антифранцузские и антиамериканские настроения дошли в России до точки кипения. Прощальная тональность празднования дня рождения Тэмплина отражала веру в то, что эти настроения будут расти, охватят Центральный комитет и, наконец, изгонят англичан из России. Но если бы немецкая угроза рассматривалась как превалирующая над британской угрозой, то это все изменило бы. Учитывая присутствие британских войск в Мурманске и тот факт, что новые войска находятся на пути в Архангельск, интервенция на восточной границе Германии без одобрения большевиков выглядела все более вероятной. Прямая интервенция против самих большевиков не могла быть исключена.

Еще был шанс победить большевиков, как считал Локарт, но время истекало, а его правительство не давало ему ничего конкретного, чтобы предложить Троцкому.