Таким образом разведчики потратили на поход в нижний лес – другой слой «бутерброда» – больше часа, не добившись того, чего хотели: выяснить, куда девалась «авоська» лифта, упавшая в шахту на дне Крепости. Редошкин предположил, что она просто завалилась в густые кусты поблизости от шахтного выхода, либо рассыпалась на части, либо канула под полог какого-то дерева так, что увидеть её сверху не представлялось возможным. Приняв этот вариант за единственно верный, Максим решил всё-таки сделать галс, выражаясь морским языком, и, подняв аэробайк повыше над деревьями, направил аппарат «на север» – если судить по положению бледного желтка светила.

Летели, пристально вглядываясь в лесной пейзаж, пытаясь определить его отличия от просторов Большого Леса «внизу», под материковой твердью, отделявшей один слой «лесного бутерброда» от другого.

По первому впечатлению этот нижний лес казался точной копией «базового» Большого Леса, так как его население состояло из таких же гигантских секвой, фикусов, баньянов, сосен и пальм с приставкой «псевдо». Однако нашлись и отличия: разведчики не увидели ни одного «семейного болотца» с симбиотически подобранными растениями, в лесу встречались упавшие деревья, полностью отсутствующие в Большом Лесу, а также в этом слое «бутерброда» было намного меньше животных. За время нахождения в этом мире Максим не заметил ни одной белки, ни одного ежа или косули. Не встретили байкеры и ни одной муравьиной кучи, ни одной бабочки. Зато на открытых пространствах обнаружили целые полосы ползучего, буйно цветущего кустарника, похожего на вереск, хотя и здесь над ним не летали ни бабочки, ни пчёлы.

– Такое впечатление, что за этим лесом никто не ухаживает, – оценил свои ощущения Редошкин. – Может, это просто какой-то запасник? Типа заповедника?

– Тогда уж наш Лес – заповедник, – не согласился Максим. – За ним следят так, будто ждут визита президента.

– Кого ты имеешь в виду? – озадачился сержант.

– Помнишь, как у нас местная власть реагирует на визит президента? Дороги чинят, заборы красят, бордюры перекладывают.

– Так то у нас, в России. А здесь кого можно ждать? Разве что делегацию Демонов. Если сравнивать, то наш Лес сам себе президент.

– Я пошутил. Всё-таки мы попали в удивительный мир, если принять концепцию Егора Левоновича за истину. Вселенная – как многосвязное пространство.

– Мне больше нравится термин Кости – вселенная-бутерброд.

– Интересно, сколько у этого бутерброда слоёв?

– Не меньше трёх, – ответил Редошкин, подумав. – Наш слой, где Лес разумен, этот слой и тот, что висит над нашим Лесом. Кстати, не мешало бы слетать туда ещё раз и обследовать по-серьёзному. На самолёте сделать это будет проще, чем на байке.

– Согласен, обязательно устроим исследовательский поход, но уже после победы над чёрным лесом.

Максим собрался повернуть назад, отметив про себя, что они улетели от шахты километров на двадцать, и в этот момент заметил впереди, почти по курсу, какой-то геометрически правильный пупырышек, выступавший над горизонтом. Заинтересовался, увеличил скорость.

Через минуту пупырышек вырос в треугольник, затем в строение наподобие ступенчатой пирамиды.

– Или я сплю, или одно из двух! – отреагировал Редошкин. – Пирамида! Да ты никак ясновидящий, командир?

– Приготовься! – процедил сквозь зубы Максим.

Сержант взялся за автомат.

Аэробайк вылетел на край небольшой возвышенности, заросшей стелющимся по земле серо-коричневым кустарником и травой.

Вершина пирамиды выглядывала из-под полога высоких древовидных папоротников, окружавших её ажурной стеной. Практически все они засохли, но зонтиковидные верхушки папоротников шелестели зеленоватыми побегами, что говорило о необычном состоянии «полужизни-полусмерти» растений, возраст которых наверняка превышал сотни лет.