А бегать по утрам, почти во дворе собственного дома, почему бы и нет? Бегают же люди, никому не мешают. Только вставать придётся еще раньше. Смогу ли?

Дурдом на работе достиг своего апогея. Не знаю, что именно не поделила налоговая с нашей Горгоной, но Инесса Давидовна плевалась и визжала яростнее обычного. Довела до слёз Валентину, которая истерично рыдая, написала заявление об увольнении и пригрозила завтра же уйти на больничный на две недели. Елена, зам Горгоны, пила валерьянку. Мы с Кристиной хранили молчание и каждый раз утыкались в монитор, когда наш главбух врывалась в бухгалтерию.

Лилькин мобильный не отвечал. Вне зоны доступа. Ну еще бы. Если она уже в том лагере, именуемый обителью для непосвященных, то там и связи нет.

Вечером, когда я уже собиралась домой, к нам в бухгалтерию вплыла одна из любительниц сплетен. Ольга Михайловна, опустившись на стул рядом с моим столом и заговорщически понизив голос, проинформировала:

- Маша, хочу тебя предупредить.

Я приняла занятый вид, демонстрируя, что мне не интересны её предупреждения. Но наша технолог была настойчива.

- Ты в курсе, что если незамужняя девушка садится в машину к мужчине, это вызывает очень живой интерес у некоторых? Так вот, кое-кто утверждает, что тот красавчик женат. Ты видела у него кольцо на пальце?

Заведенная как пружина криками Горгоны, я с трудом сдерживалась, чтобы не рявкнуть что-нибудь не очень вежливое.

- Ольга Михайловна, можно вас попросить не лезть в мою личную жизнь?

Коллега оскорбилась:

- Мне-то что, я лишь предупредила. Смотри, потом слёзы не лей, когда в подоле принесешь.

Дожили.

Домой я летела как торпеда. Не вглядываясь в лица прохожих, не останавливаясь возле витрин. Нервы на пределе. Всё. Сейчас запрусь в ванной, переделаю все свои маски, пилинги, скрабы и что там еще хранится на моей персональной полочке под ванной. Надеюсь, зять не додумался в одно из моих средств подмешать крысиный яд или плюнуть. Его слюна опасней крысиного яда будет.

Относительно умиротворенная и частично счастливая, я выползла из ванной и шмякнулась на кровать в позе морского котика. Всё, ни о чем не думаю. Вообще ни о чем. Я бабочка. Легкая, беззаботная, красивая.

Но мой аутотренинг был бесцеремонно прерван. За стеной вдруг послышался высокий женский голос, срывающийся на плач. Да что ж за день-то сегодня? У каждого второго истерика. Стоп. Это же у Константина кто-то там плачет. Зная, что так поступать нельзя, я подползла к изголовью кровати и приникла ухом к розетке.

- Давай попробуем еще раз. Я знаю, я виновата. Но это же работа. Если бы я тебе изменила или что-то еще, было бы понятно! Ты должен дать нам еще один шанс!

- Ирин, какой по счету? Зачем мучить друг друга снова и снова? Надо принять и жить дальше.

- Но я не могу жить дальше без тебя! Я возвращаюсь в пустую квартиру, и мне выть хочется! Постоянно вспоминаю, как нам было хорошо и… Костичка, мне плохо…

Громкие рыдания и успокаивающий голос соседа. Убаюкивающий, ласковый. Я очень ярко представила, как он гладит её по волосам, прижимает к себе. И вот они уже целуются, и дальше всё складывается по тому сценарию, который я знала наизусть, потому что именно этот сценарий крутился в моей голове, когда я представляла наше с Ромкой примирение. Стало тошно. И от самой себя, и от того, что стала свидетельницей чужой личной драмы. Неужели я готова вот также плакать на груди у Ромки и просить вернуться, потому что мне без него плохо? Эта мысль удивила. А мне без него плохо? Последние дни мне плохо от того, что моя подруга вляпалась по самое не хочу, и я не знаю, как ей помочь. Мне плохо от самодурства начальницы, которая пьет кровь своих подчиненных. А вот страдания по Ромке как-то отодвинулись и поблекли. Словно это было всё в другой жизни.