Кузовкова от удивления открыла рот и на какое-то время застыла с изумленным выражением лица.

– Как вы сказали? Исключительно сексуальна?.. И от кого вы таких слов-то набрались, Валериан Владимирович? Ну, совсем вас сегодня не узнаю… – произнесла она растерянно и тут же скрылась за дверью своей комнаты.

– Нина Петровна, ну куда вы, голубушка? Я ведь с недавнего времени опять холостой, – обиженным тоном произнес Голицын и с еще большей тщательностью принялся соскабливать растительность с лица.

После того как он сбрил свою аккуратную бородку и усы, вид у него преобразился. Он придирчиво вгляделся в зеркальную бездну и сообщил своему отражению, что явно им доволен. Затем прошелся легким массажем по лицу, нанеся на него густой слой белого крема. Закончив с лицом, Валерьян Владимирович принялся и за остальные части тела: подрыгал в разные стороны руками и ногами, покрутил головой, несколько раз присел, держась за спинку стула, а в заключение, согнув руки в локтях, пробежался по коридору туда и обратно. Движения его стали более уверенны и быстры. По всему чувствовалось, что в его тело возвращалась былая энергия. В довершение ко всему старенький спортивный костюм сменили черные брюки и клетчатая рубашка светлых тонов.

На кухне вновь появилась Нина Петровна Кузовкова. Она была уже без полотенца на голове, ее волосы были аккуратно уложены, глаза подведены, а губы подкрашены яркой помадой. Увидев Голицына в совершенно непривычном облике, Кузовкова открыла рот.

– Вы ли это, Валерьян Владимирович? Не верю своим глазам! Определенно вас кто-то подменил. Впервые вижу в человеке такую поразительную перемену. Не может быть, мои глаза точно лгут! – И она притворно прикрыла лицо рукой.

– О, Нина Петровна! – увидев ее, возликовал Голицын. – Вы так шикарно, вы так обворожительно выглядите. От вас нельзя взгляд оторвать! И как я, слепой осел, этого раньше не замечал?! – Голицын приблизился почти вплотную к Кузовковой и, закрыв блаженно глаза, шумно втянул ноздрями воздух. – Уфф! Какой ошеломляющий аромат! Вы соблазнительно благоухаете! Этот пряный нектар нежно щекочет мое обоняние и будоражит разгоряченную страстью кровь! – Он оскалил зубы и, как голодный зверь, постучал ими друг об друга. – Нина Петровна, мне так и хочется вас куснуть!

Кузовкова испуганно сделала шаг назад и с фальшивым страхом в голосе произнесла:

– Боже мой! Что вы говорите! Как это, куснуть? Да вы опасный человек, Валерьян Владимирович! От вас надо держаться на безопасном расстоянии.

– Да я не более опасен, чем мартовский кот для кошки в шальную лунную ночь, – снова сокращая расстояние, тихо, но со значением произнес Голицын. – О каком безопасном расстоянии вы говорите?! Я сам жертва ваших дьявольских чар. Вы так волнуете мою кровь, вы прямо… сводите меня с ума, – сжимая пальцы в кулаки и непроизвольно пританцовывая на месте, проговорил он. – Сжальтесь надо мной, бездушная обольстительница! Не мучайте больного страстью человека! Сейчас мое сердце так и кровоточит поэтическими строками!

И он начал читать стихи:

Не дочитав до конца, Голицын еще ближе придвинулся к Кузовковой и, пытаясь дотронуться до нее, снова застучал зубами.

– Нет, Нина Петровна, вы просто не представляете, как мне хочется вас покусать, желаннейшая!

Кузовкова выставила руку вперед.

– Вы меня пугаете, Валерьян Владимирович! Что значит, хочется покусать?! В вас зверство какое-то проснулось. А эти стихи вы сами сейчас сочинили?