Но иногда по ночам он все так же подкрадывался, ложился рядом на изъеденный клопами матрас и прижимался к ней всем телом, а она слушала, как быстро бьется его сердце, и ей казалось, что он по-прежнему такой же простодушный, миленький и хорошенький, как в младенчестве.

Однако так было не всегда. Весной того же года она нашла его скрюченным в заваленном мусором переулке у Трал-стрит. Он сжимал свое левое запястье правой рукой, и от его рук, шеи и лица исходило то же сияние, что и годы назад, – голубое и зыбкое, словно пробивающееся сквозь туман. Когда мальчик отдернул правую руку, кожа левой руки на мгновение стала пузыриться, но тут же снова обрела обычный вид. Элиза не смогла сдержать крик изумления, хотя видела такое не в первый раз, а Марлоу повернулся и с виноватым видом потянул ее за рукав:

– Мам?..

Они стояли в переулке одни, но шагах в десяти была затянутая туманом улица, с которой до них доносился грохот колес и крики торговцев.

– О господи, – прошептала она, становясь перед ним на колени и не зная, что еще сказать.

Она надеялась, что он забыл тот день, когда обжег ей руку, хотя и не была в этом уверена. Все же она прекрасно понимала, что в этом мире не к добру чем-то отличаться от других, и попыталась объяснить это и ему. Она сказала, что каждому человеку Бог даровал две судьбы и что их задача в этой жизни – выбрать одну или другую. Посмотрев на его белые от холода щеки и спускавшиеся до ушей черные волосы, она заглянула в его маленькое личико и почувствовала непреодолимую грусть.

– У тебя всегда есть выбор, Марлоу, – повторила она. – Ты понимаешь?

Он кивнул. Но ей казалось, что он ничего не понял.

– А это плохо, мама? – спросил он едва слышным шепотом.

– О нет, дорогой. Нет.

Он на мгновение задумался:

– Потому что это от Бога?

Прикусив губу, она кивнула.

– Мам?

– Да?

– А что, если я не хочу отличаться?

Она ответила, что он никогда не должен бояться себя, но это голубоватое сияние, чем бы оно ни было, следует скрывать. «Даже от его преподобия?» – «Да». – «Даже от Бринт?» – «Да, даже от Бринт». Она сказала, что со временем ему станет известно его предназначение, но до тех пор кто-то может захотеть воспользоваться им в своих целях, а многие другие – испугаться.

В том же году преподобный Уокер стал кашлять кровью. Один кровопускатель из Уайтчепела сказал, что ему мог бы помочь сухой климат, но Бринт только насупилась и вышла в туман. Позже она объяснила, что в свое время его преподобие, еще будучи мальчишкой, покинул американские пустыни и все, чего он хочет теперь, – это вернуться туда и там умереть. Сменялись освещенные газовыми лампами ночи, и его лицо все серело, а глаза все желтели, пока он не прекратил даже притворяться, что смешивает эликсиры, и стал просто продавать виски, утверждая, что этот напиток благословил святой отшельник из Аграпура, хотя Элиза подозревала, что покупателям все равно. Но даже эту ложь он произносил слабо и неубедительно, как человек, который сам не верит своим словам или словам вообще кого бы то ни было.

Однажды ночью его преподобие, стоя на ящике под дождем на Вентворт-Роуд и обращаясь к прохожим с призывом спасти свою душу, болезненно содрогнувшись, рухнул, и Бринт на руках отнесла его обратно в их лачугу. В нескольких местах через худую крышу внутрь проникала вода, обои давно отвалились, вокруг окна пушилась плесень. Именно в этой комнате, когда его преподобие уже седьмой день пребывал в бреду, Элиза с Марлоу услышали тихий стук в дверь. Она встала и открыла дверь, думая, что это Бринт, но на пороге стоял незнакомый мужчина.