Мама отвлекла охами и ахами по части Светиного волшебства. Ей тоже не нравилась моя челка и вечный пучок или хвост на макушке. Даже отец одобрил и велел хорошо повеселиться вечером. Для него было самом собой, что в таком виде дома не сидят.

К вечеру мое опьянение превратилось в эйфорию. Я не собиралась ждать, грызя ногти от нетерпения, встречи с Ерохиным. Мне хотелось веселиться, наслаждаться жизнью и собственной самодостаточностью. Сегодня к черту мужчин.

Света уловила мой настрой. А может сама пребывала в таком. Ее бойфренд иногда выкидывал номера, и сегодня, кажется, тоже не был паинькой. Поэтому моя подружка собиралась веселиться сильнее обычно. Последствия ее намерений тут же высыпались почти черными тенями на мои глаза. Светка доколдовала с макияжем, как я предполагала.

Мама заставила нас поесть. Отказать было невозможно. Тусоваться мы поехали сытые, поэтому лишь заказали по коктейлю и сели в баре небольшого, но уютного заведения. Тут было не так много народу, как в единственном на весь город клубе, но тоже имелся танцпол. Публика собиралась посерьезнее, постарше. Собственно, типа нас. Уже не беззаботная молодежь, но еще не пенсия.

Я обмолвилась, что Ерохин позвонил. Поклялась, что согласилась на встречу именно так, как советовала Света. Она назвала меня умничкой, велев продолжать сбивать его с толку и развлекаться без лишних заморочек.  Более мы этой темы не касались.

Если бы я выдала все это Миле, она превратила бы вечер в допрос с пристрастием, требуя цитаты разговора и точное воспроизведение интонации. Светке же это было чуждо. Она прекрасно знала, когда время говорить, а когда пить и танцевать. Мы болтали о ерунде: немного сплетничали об одноклассниках и общих знакомых, делились планами на отпуск, вспоминали школу. Когда коктейль закончился, пошли танцевать.  Устав, возвращались и снова заказывали легкую выпивку. Дважды нам оплачивали напитки, приглашали за столик или на танец. Но и Света, и я отказывались. Не хотелось делить этот вечер с чужими людьми. Нам и так было весело.

Вернувшись домой глубоко за полночь, я, впервые после злосчастного объявления о помолвке Влада, упала в кровать и моментально уснула.

Воскресенье прошло в доброй суете перед отъездом.  Пока мама пыталась вручить побольше контейнеров с едой, сетуя, что я не питаюсь нормально без ее надзора, отец посмеивался, наблюдая за моими вялыми попытками уехать только с дамской сумкой.

– Не зли меня, Лен, – ругалась мама, – И так на прошлой неделе не приезжала. Бери давай. И суп бери, и варенье бабушкино. Зря мы что ли все лето на огороде? И вообще, у тебя машина. Не на себе везешь, даже не на автобусе.

Вспомнив, как все это мне приходилось таскать до остановки, я содрогнулась. Но тогда времена были не самые сладкие, в голову не приходило отказываться от супа и варенья. Меньше времени на готовку – больше на учебу. Да и экономия, как ни крути.

А сейчас я могла позволить себе питаться вкусно и правильно, не напрягая родителей. Но так уж выражалась мамина любовь: спросить, надела ли я шапку, и вручить мешок еды. Но ворчать из вредности я не переставала. А еще от этой маминой привычки была в восторге Мила. Готовить она умела, но не любила, и с удовольствие набивала живот гостинцами.

Со всеми этими сборами я и думать забыла о Ерохине. Только по дороге домой, уже за рулем, словно очнулась.  С ужасом осознала, что мне лень думать об этом. Вроде бы я понимала, что нужно подготовиться, настроиться, но… не хотелось. Какие бы игры ни затеял босс, не стоят они волнений. Я вспомнила, как меня всю трясло перед первой личной встречей с Владом. Так хотелось ему понравиться, сразить наповал, быть шикарной, неотразимой, обезоруживающей. Наверное, перестаралась, потому что смотрел он на меня недолго, да и платье слетело, едва мы переступили порог его дома.