Через две минуты Егорка, что-то напевая себе под нос, бодро поскакал по ступенькам наверх, в группу, держа в руках мешочек с сахаром и пакет конфет «Мишка на Севере».

Не успел Егорка шагнуть на порог группы, как тут же получил сильнейший тычок в спину и, полетев, ударился боком об угол невысокого стола, стоявшего у шкафчика для раздевания. Он громко вскрикнул от боли и, обернувшись со слезами на глазах, увидел ненавистную ночную няньку Татьяну Васильевну. Та с раскрасневшимся лицом стояла у двери руки в боки и с ненавистью смотрела на него. Мешочек с сахаром вылетел из его рук и при ударе об пол лопнул, продолговатые кусочки сахара разлетелись по всем углам. Пакет с конфетами постигла та же участь.

– Ты где это был, ссыкун?! Кто тебе разрешил выходить из группы и гулять по всему детдому?! – заорала нянька и, указав рукой на сахар и конфеты, ещё больше взъярилась: – Где ты это взял, гадёныш?! У кого своровал, признавайся?!

И больно схватив Егорку за ухо, подняла его с пола.

– Я не воровал! – сквозь слёзы в ответ заорал Егорка и тут же получил сильную затрещину.

– Ещё и врать мне будешь дальше! Где взял – говори, скотина! Уголовник малолетний, ворюга! – ночная нянька, распалившись, сняла с ноги шлёпанец и, склонившись над мальчишкой, уже размахнулась для удара, как забежавшая в холл воспитательница Ольга Афанасьевна, перехватила её за руку и оттолкнула в сторону: – Что вы делаете, Татьяна Васильевна?! Вы же убьёте его!

– А туда ему и дорога, этому ссыкуну! Опять всю ночь его караулить, чтобы постель не обдул! – та попыталась вырвать у неё свою руку со шлёпанцем. – Пусти меня, Ольга! Слышишь?! Всё равно я ему покоя не дам. Мне такой ссыкун здесь не нужен. Ходит сам себе, где захочет, вон стащил уже где-то конфеты. Прямо готовый вор-рецидивист!

– Да не сам по себе он пошёл! – воскликнула Ольга Афанасьевна. – Это я сказала ему сходить в соседнюю группу и сахару попросить. У нас здесь свой закончился. А дети чай с печеньками собирались пить.

– Ты?! Ты же знаешь, что им нельзя одним ходить по детскому дому. Только в сопровождении взрослого, – ехидно подбоченилась ночная нянька. – А потом ещё мне указываешь на мои ошибки. Сама за собой вначале последи, потом старшим указывай. Соплячка ещё, чтобы мне замечания делать!

– Соплячка, не соплячка, а мне не нравится, что вы так с детьми обращаетесь, – твёрдо заявила Ольга Афанасьевна. – Вон как Егорку ударили. У него же перелом рёбер мог быть.

– С этим гадёнышем ничего не будет. У алкашей детей, наверное, сам чёрт бережёт. Ничего с ними не случается – ни в мороз, ни в жару, – хмуро парировала ночная нянька, доставая из шкафчика железный совок и веник, и добавила: – Ты, Ольга, домой собиралась? Вот и иди. А я здесь сама со всем разберусь. Он мне сейчас быстро расскажет, откуда у него такие конфеты. А потом весь сахар с пола языком вылижет.

– Я вам ещё раз говорю, что это я его отпустила, – повторила Ольга Афанасьевна и, подойдя к Егорке, подняла майку и увидела багровую ссадину на боку: – Больно тебе, Егор?

Тот кивнул и прижался к ней, исподлобья, с ненавистью глядя на ночную няньку.

– Что волком-то уставился, гадёныш? Попробуй мне только сегодня ночью в постель нассать – я тебе тогда устрою чаепитие! Ему, вообще, с обеда нужно прекращать давать пить, чтобы ночью не ссался, – ночная нянька погрозила ему увесистым кулаком. – А ну говори, ворюга, у кого конфеты стырил?

– Ничего я не тырил! Она сама мне дала! Это правда, Ольга Фанасьевна, – Егорка, напуганный перспективой остаться один на один с обозлившейся ночной нянькой умоляюще, со слезами на глазах, посмотрел на воспитательницу.