Хозяин выглянул из-за плеча своей мощной супруги, видимо, хотел что-то объяснить, но женщина оттеснила его, заявив, что больше они ничего на знают и сожалеют, что остались ждать «скорую», а не ушли, так же как тот симпатичный мужчина. Зотов перебил женщину:
– А разве вас в милиции допрашивали не вместе с тем симпатичным и хорошо одетым человеком?
– Нет. Нас допрашивали вместе с Георгием, а тот человек повернулся и ушел. Он сказал, что торопится.
Зина тоже что-то хотела спросить, но ее жестом остановил Зотов.
– Мы, в общем-то, к вам по другому вопросу. Вы не знаете, куда уехал ваш сосед Ручкин?
– Конечно знаю! В деревню к своей тете. Я говорю ему: «Слушайте, Степан, зачем вам везти Олечку, оставьте ее нам. У нас с Георгием детей нет, и мы за ней присмотрим». Он сказал, что девочке лучше будет у тетки… Где живет тетка? В деревне… В какой? Вот в какой, мы не знаем. Спросите Степана сами… Когда он приедет? Наверное, скоро.
Когда молодые люди вышли из квартиры, Зина спросила:
– Как ты думаешь, Петя, стоит нам рассказывать полковнику про этого «видного из себя и хорошо одетого человека»?
– Стоит, Зиночка, стоит, только давай сначала попытаемся узнать, как его фамилия или как зовут. Мы еще вон сколько квартир должны обойти. – Он протянул Мальцевой список.
– Хорошо, – согласилась Зина.
В этот вечер дружинникам ничего существенного найти не удалось. Ребята расстроились, и Дорохов их успокоил:
– Ладно, друзья, не огорчайтесь. Вы ведь и третьей части квартир не обошли. Возможно, и найдутся благоприятные новости. Завтра, я думаю, собираться здесь не стоит. Отправляйтесь прямо по квартирам, а вот вечером приходите в городской отдел, отчитаетесь. А может быть, – полковник сделал паузу, – и я вам что-нибудь сообщу. А сейчас всего доброго.
Зина задержалась в кабинете, видно, хотела что-то сказать, но ее потянул за руку Зотов:
– Пойдем, пойдем, ведь договорились!
По привычке проснувшись чуть свет, Александр Дмитриевич отправился в душ. Вернувшись в номер, хотел бриться, но потом решил: в парикмахерской. Наскоро проглотил несколько бутербродов, стакан кофе в гостиничном буфете и вышел на улицу.
На огромной стеклянной коробке неоновые трубки причудливо выписали французское слово «Салон». Ночью они светились, а сейчас, темнея, торчали над фасадом. Александр Дмитриевич смотрел сквозь стеклянную стену и встретился взглядом с брюнеткой, которой мастер заканчивал прическу. Женщина не отвела глаз, наоборот, с любопытством рассматривала Дорохова. Полковник улыбнулся ей и вошел в салон.
Он еще вчера узнал, что тот самый Жорж Бронштейн, о котором говорила мать Славина, работает в утреннюю смену, на втором этаже, в мужском зале. Большинство мастеров, скучая, ждали клиентов. В углу направо средних лет мужчина с черными как смоль усиками и буйной копной волос склонился над своими инструментами. «Он», – решил Александр Дмитриевич и направился к креслу парикмахера с усиками.
– Можно к вам?
– Пожалуйста, – ответил мастер, разглядывая незнакомого посетителя. – Вы у нас впервые?
– Да, вот хочу побриться.
– Прошу!
Руки Жоржа действовали уверенно, быстро, бритва была отлично направлена, и Дорохов даже закрыл глаза от удовольствия. Когда исчезли с лица остатки мыльной пены, Александр Дмитриевич согласился на компресс и начал разговор:
– Собственно, я к вам еще и по делу. Хотелось расспросить о Славине. Мне поручили вести расследование.
Руки Жоржа чуть сильнее прижали к его лицу горячую компрессную салфетку. «Хорошо, что салфетка, а не бритва», – подумал Дорохов.
– «Шипр»? – словно оттягивая предстоящий разговор, спросил Жорж.