– Джек, опять эти словечки.

– Эти словечки – наименьшая из твоих возможных проблем.

– Я справлюсь.

– Знаю, что справишься, – согласился Джек, хотя хотел бы, чтобы это было не так. Чтобы в ее непробиваемой броне нашлась хоть одна брешь, через которую он мог бы пробиться. С этими дипломированными благовоспитанными девицами было непросто – сопротивлялись, устраивали проверки, рассчитывая на выгоду для себя, а без нее не уступали ни дюйма.

Пусть Джек и не был начитан, но ему хватало смекалки, чтобы понять, что все, что он мог дать Мими – деньги и власть, в особенности деньги, – она могла получить и сама. Он не привык к чувству собственной ненужности, а потому так рьяно ухватился за идею снять фильм по роману Джейн Остен. Он ощущал себя шахматистом, который не просто проигрывал партию – его фигуры единым махом смели с доски. Мими даже не позволяла просто целовать себя, не говоря уже о поцелуях взасос. Да, держалась она с поразительным упорством.

– Мими, давай займемся этим фильмом. Вместе – ты и я. Команда выйдет первый сорт. Ты же терпеть не можешь, когда я творю какую-нибудь херню, а с тобой я честен. И потом, здесь же замешана твоя любимая Джейн Остен.

Он сел на подлокотник ее кресла, все еще держа бокал скотча, и слышно было, как она еле слышно вздохнула. Он повел ушами – это походило на жест покорности.

Да, Мими покорялась, но не ему, а самой себе. Красивые мужчины – фермеры, актеры, университетские профессоры – были ее слабостью, а Джек Леонард был настоящим красавчиком, даже по голливудским меркам. Каждый раз, когда их взгляды встречались, она приходила в трепет. Это было ново для нее, даже здесь, в Голливуде. Он был экстравагантным, да, и все, чего он касался, начинало жить своей жизнью. Она впервые отождествила себя с Мэри Кроуфорд из «Менсфилд-парка» в ее томлениях по столь неподходящему ей Эдмунду Бертраму, «частые мысли о котором не могли принести пользы».

Также Мими понемногу уступала собственному влечению к Джеку – она хотела его, жаждала его поцелуев и желала слышать те слова, что говорят женщинам лишь в постели. Да, он был подвластен ей, но не это придавало ей храбрости. В нем было что-то неуловимо мальчишеское. Тайна, из-за которой одного ее взгляда порой хватало, чтобы уязвить его, тайна, за которой лежал ключ к его сердцу, лежала за дававшей трещины стеной ее хладнокровия. Быть может, таким он был со всеми женщинами, но даже если так – он был лучшим актером из всех, что ей встречались.

– Джек, правда, не стоит пытаться купить меня этим фильмом.

Он лукаво улыбнулся во весь рот.

– О нет, Мими, покупать тебя я не собираюсь. Я хочу, чтобы ты досталась мне бесплатно. Чтобы ты отдалась мне полностью, вся целиком, ведь ты и сама этого хочешь.

Обмакнув палец в виски, он провел его кончиком по ключице Мими, спустился ниже, туда, где кончалась шея, затем еще ниже. Он склонился над ней, его рукав коснулся ее груди (она заметила, что Джек никогда не носил рубашек с коротким рукавом, даже в жару, надевая их исключительно на теннисном корте), и она вся вспыхнула, зардевшись. Он взял ее за подбородок, нашел ее губы – и все, что было меж ними до этого, внезапно обрело смысл. Ее влечение к нему было столь сильным, что помраченный разум только сейчас начинал понимать, что тело его опередило.

Мими больше не могла осуждать Марианну за то, что та предпочла Уиллоуби полковнику Брэндону, который был старше и сдержаннее, и оказалась на пороге смерти; теперь она надеялась лишь на то, что когда всему настанет конец, ей не придется жить затворницей, захлебываясь слезами.