В своих выступлениях Микоян постоянно подчеркивал, что Сталин контролирует все. Без ведома Сталина не делается ничего – ни в крупных делах, ни в мелочах. На первый взгляд может показаться, что речь идет просто о гротескных преувеличениях, свойственных тоталитарному культу. Однако при ближайшем рассмотрении обнаруживается, что он рассказывает о реальных фактах. Более того, «сталинский стиль руководства», предполагающий постоянное вмешательство высшей власти в самые мелкие вопросы, как мы видели, самим Микояном воспринимался как безусловно правильный и эффективный.

Итак, это не тоталитарный миф. Сталин действительно вникает во все, контролирует все.

Вопреки общепринятым теориям, система управления, принятая в годы первых советских пятилеток, меньше всего была похожа на «бюрократический централизм». Лидеры страны и руководители промышленности не просто вмешивались в дела нижестоящих организаций, но и непосредственно занимались решением их вопросов. Этот стиль можно назвать деспотическим, можно патриархальным, а можно даже увидеть в нем нечто героическое. Лидеры постоянно предпринимают титанические усилия, чтобы заставить страну развиваться. Они несут на своих плечах ответственность за любые решения.

Этот стиль руководства нельзя назвать бюрократической «работой с бумагами». Система – как в лице своих вождей, так и на других уровнях – нацелена на конкретный результат. Задачи и цели интуитивно понимают все участники процесса. А если кто-то чего-то не понимает, ему разъясняют, не слишком церемонясь (начиная с грубых окриков, заканчивая арестом).

Такая система оказывалась по-своему эффективной. Другое дело, что работать она могла только со сравнительно небольшой промышленностью, в чрезвычайной, по сути, ситуации. По мере того как успешно создаваемая советская промышленность росла, ее руководителям становилось все труднее лично контролировать каждую мелочь.

Согласитесь, что история о том, как два страшных человека – Сталин и Молотов – долго вертят в руках брусочки мыла, которое принес им Микоян, и решают, какими сортами будут мыться советские граждане, – показательна. Вкусы лидеров государства становились нормой для повседневной жизни его граждан. К счастью, далеко не всегда эти вкусы так уж отличались от вкусов и пожеланий большинства. Про Молотова, например, известно, что он просто ненавидел конфеты «обсыпные подушечки», и Микоян обещал улучшить их качество. В итоге кондитерские фабрики освоили более качественные сорта.

Личное вмешательство вождей до поры создавало своего рода противовес бюрократическим тенденциям, которые были органически присущи системе. В конечном счете, бюрократическая стихия поглотила все, но произошло это уже при другом поколении советских лидеров. Впрочем, инерции 1930-х годов хватило надолго.

Применительно к средневековой Германии молодой Маркс говорил о «демократии несвободы». Черты подобной же «демократии несвободы» мы находим и в советском обществе. Здесь была личная инициатива, была и личная ответственность. Была определенная простота и демократичность взаимоотношений. Но все это не отменяло простого и понятного для всех факта: любая ошибка могла обернуться гибелью.

Вильям Похлебкин в фундаментальном исследовании «Кухня века» утверждает, что в 1920-1930-е годы произошел великий перелом в пищевой, гастрономической, кулинарной ориентации многомиллионных масс простого народа:

«Пищевая политика, компонентами которой были и распространение общепита, и “денационализация” многих продуктов, становившихся “интернациональными”, вроде свинины, и “советизация” питания, выражавшаяся в снабжении населения пищевыми изделиями сугубо промышленного производства, вроде мясных, рыбных, овощных консервов, искусственных фруктовых вод, мороженого “эскимо” и т. п., проводилась в 30-е годы не кое-как, а продуманно, квалифицированно и согласованно в своих политических и кулинарных частях.