Как вообще относиться нынче отдельному частному лицу к государству и государственным людям? Когда государство брало на себя буквально все обязательства по прохождению частным лицом своего жизненного пути и взамен требовало всего человека, это было хоть как-то понятно. Но сегодня, когда ничего не гарантировано – ни работа, ни жилье, ни медицинская помощь, ни пенсия, ни образование, ни пользование культурой, – вправе ли государство требовать чего-то от частного лица?

Молодые люди, конечно, найдут свои ответы на эти вопросы. А вот многим из тех, кто значительную часть жизни прожил «при старом режиме», куда труднее. Сквозь нынешнее продажное рыло мнимой государственности кому-то грезится что-то волшебное, могучее. Хочется все-таки какого-то возобновления советского Иллюзиона, хотя бы для них лично. Хочется любить и быть любимыми. Благодарить за заботу государственных «красавцев и молодцов». Вообще как-то отделаться от несносной реальности и грезить в полном объеме о начальственных богах и героях, которые во имя народного счастья встают на вахту в восьмом часу…

Это не подлость, это искренность!

И может быть, плоды моих горестных заблуждений послужат кому-то счастливым уроком.

Понятие «духовный образ нации» принадлежит к числу оголтело романтических, в отличие, скажем, от «национального характера», поддающегося, говорят, даже и научному изучению.

Но всякое романтическое ведь имеет в себе хоть зернышко реализма.

«Духовный образ нации», по моим наблюдениям, есть целостный художественный образ, возникающий в результате совокупных усилий культуры.

Как правило, он отлично чувствуется и усваивается, объясняется же куда менее определенно. При достаточном знакомстве с какой-либо национальной культурой в ее историческом развитии всегда появится некий цельный образ при слове «Франция», или «Англия», или «Япония». Закрепить же этот образ – задача невероятно трудная и чреватая всякого рода ошибками, банальностями, произвольными обобщениями…

Потому будем довольствоваться быстрыми и, может статься, неожиданными взглядами, а к концу разговора, может, чуть-чуть и приблизимся к какому-то знанию о предмете – современной России.

После очередного просмотра «Андрея Рублева» поразилась словам, на которые раньше не обращала внимания. Эпизод «Нашествие». Татары врываются в город. Вот один из жителей поднял защитную дубину и тут же опустил, разглядев стоящего перед ним врага: «Братцы! Да вы же русские!» «Я тебе покажу, сволочь владимирская…» – отвечает тот.

Пожалуй, никогда не доводилось яснее понимать, что есть «период феодальной раздробленности».

«Местное сознание», при всей естественности и даже обаянии (люблю не отвлеченную химеру, а то, что знаю, – свой кусочек земли), может при соответствующих обстоятельствах обернуться дикой и преступной стороной. Этим самым – «Я тебе покажу, сволочь владимирская».

Не грозит ли оно нам?

Пожалуй, пока все-таки нет. Бродят-ходят, не дают покоя сопрягающие, скрепляющие идеи и чувствования. Скрепляет и переживание общей драмы, совместное стояние на краю.

На таком краю возникают образы, подобные тому, что появился в одном из стихотворений Юрия Кузнецова. В нем поэт живописует сильный, огромный дуб, чья внутренность давно сгнила.

Поэт мог и не предполагать возникающих у меня ассоциаций. Но мне они кажутся очевидными.

Величавый дуб. «Обглодан и пуст», а все-таки величав, все-таки дуб, а не какая-нибудь там карликовая березка. Могучий и исключительный – на фоне «долины ровныя». И куст не зря трепещет.