одной идеи. Болезнь, при которой это будто бы наблюдалось, называлась однопредметным помешательством – monomania, а единичное нелепое убеждение – фиксированной идеей (ideesfixe), что в общежитии чаще всего переводится «пункт помешательства». Обстоятельное исследование многих немецких и французских психиатров привело к убеждению, что таких однопредметных помешательств в чистом смысле слова нет, что мономания в том смысле, как ее понимали прежние авторы, не существует, что если и бывают случаи, где с первого раза кажется, что у больного существует только одна нелепая идея, а в остальном он представляется здоровым, то это лишь при поверхностном наблюдении; внимательный анализ показывает, что, наряду с бросающейся в глаза нелепой идеей, существуют (правда, не так заметные) другие расстройства, каковы: ослабление критики, общая неуравновешенность, ограничение нормальных влечений, признаки слабоумия.

Из числа многих больных, представлявших явления, подходящие к тому, что прежде называлось мономанией, я приведу для образца описание болезни одного наиболее типичного из всех, которых мне пришлось наблюдать. Это был торговец, занимавшийся совершенно хорошо и правильно своим делом в течение многих лет; для всех окружающих он не представлял признаков душевного расстройства, за исключением одного пункта: он был убежден, что в его животе находятся змеи. Он чувствовал, как они у него ползают, как подбираются иногда к спине и к груди. Иногда они бывают злы, иногда довольно спокойны. Он определял и их приблизительную величину – вершка в 4, а то и более. Он обращался ко многим врачам, и сколько его ни убеждали, он ни на минуту не оставлял своего убеждения. Несколько раз он просил себе сделать операцию и вырезать змей. Как только появилось известие об успехах радиоскопии, он бросился с просьбой, чтобы ему сфотографировали внутренность, предполагая, что этим убедит в действительности присутствия в нем змей и склонит врачей к операции. Потом, однако, он сообразил, что змеи могут быть мягкие и не обрисоваться на снимке. Больной старательно следил за газетами, разыскивая описания случаев, в которых змеи убивались каким-нибудь особым ядом или другим способом. Много лет находился больной в таком положении и на поверхностный взгляд представлял тип настоящего мономана. Но внимательно исследуя его и изучая развитие болезни, можно было прийти к заключению, что бредовая идея далеко не единственное расстройство, существовавшее у больного. У него вообще замечалась односторонность, узкость мышления, ограниченность суждения, уменьшение задержек, словом – явления умственного дефекта. Оказалось, что бред о змеях развился после довольно заметного острого психоза с целым рядом бредовых идей (преследования, отравления и пр.). Бредовые идеи поддерживались, по всей вероятности, с одной стороны, ненормальным состоянием органов живота (крайней неправильностью диеты при значительном ожирении) и с другой – раздражением периферических нервов рубцом (больной был по суеверию оскоплен).

Бред не всегда бывает одинаково интенсивен. Мы часто можем видеть, что бредовые идеи существуют, но они обладают таким слабым напряжением, что почти не влияют ни на эмоциональную сферу больного, ни на его отношения к людям и деятельность; бредовые идеи почти уходят в бессознательную область душевной жизни, и нужны особые стимулы, например разговор, гнев, чтобы бред всплыл в сознании. Наоборот, в некоторых случаях бредовые идеи обладают чрезвычайно большим напряжением. Они с особенной яркостью являются в сознании и вполне подчиняют себе внимание, обусловливают аффекты и крайне неправильные действия больного.