Он затравленно оглянулся, чтобы увидеть, кто же остался в машине, которую покинул адвокат. Но солнцезащитный козырек был опущен, и Петру Алексеевичу пришлось довольствоваться лишь созерцанием волевого, по-модному небритого подбородка.
– Не волнуйтесь, поезжайте, как ехали, меня подберут. – Адвокат улыбнулся одной из своих располагающих к искренности улыбок.
На перекрестке «Ленд Ровер» послушно свернул за «Ладой».
– Прошу об одной чисто товарищеской, профессиональной услуге. – Нардов довольно бесцеремонно открыл бардачок и одну за другой положил на крышку десять стодолларовых купюр, придавил их пачкой сигарет. – В тюремной больнице завтра вам предстоит вызвать к одному пострадавшему консультанта – доктора Иванова, из двадцатой больницы. Скажете, что пострадавший, на ваш взгляд, нетранспортабельный и доставить его в городскую больницу для консультации невозможно.
– Погодите, – возмутился Барсуков, – нет у меня сейчас в больнице нетранспортабельного больного. Нет.
– Завтра будет, к вечеру он будет точно, – голос Нардова переливался, как горный ручей. – Фамилии, к сожалению, назвать еще не могу. Консультанта с реанимационной бригадой вызовите вечером, так, чтобы приехать они могли уже ночью.
– Если вы собираетесь устроить побег, то я…
– Какой побег? Стал бы я в этом участвовать! Просто одному человеку очень нужно побывать в тюремной больнице для важного разговора. Вы же знаете доктора Иванова?
– Конечно, знаю – он ведущий реаниматолог.
– Тогда чего вы опасаетесь? – Адвокат поигрывал откинутой крышкой бардачка, на которой лежали придавленные пачкой сигарет доллары.
– Начальник тюрьмы – не дурак. Мне и так уже пришлось сегодня рискнуть.
– Конечно, не дурак, и в этом я успел убедиться, когда совсем недавно мы с ним беседовали. Смею вас заверить, больница в ближайшие дни его совсем не будет интересовать. – Указательным пальцем Нардов прикоснулся к деньгам. – Вы всего лишь перестрахуетесь, вызовете реаниматолога.
Барсуков колебался. Подставы со стороны адвоката он не опасался, тот ни за что не стал бы рисковать своей репутацией, и не потому, что был очень честным и порядочным. Таких людей среди адвокатов, пожалуй, вовсе не отыскать – не та специфика профессии. Просто, подставив один раз, навсегда потеряешь доверие, тебе больше никто не сделает поблажки, ни за красивые глаза, ни за деньги.
«Хотя, если планируется побег, могут выложить огромные бабки, – подумал врач. – Не стоит себя мучить, – решился он наконец, – надо соглашаться. Стоит только поторговаться».
– Я вас слушаю, – Барсуков бросил равнодушный взгляд на деньги.
– Я уже все сказал. Жду только вашего согласия.
В зеркальце заднего вида маячил «Ленд Ровер» с небритым мужчиной за рулем.
– Даже не знаю, что вам и сказать. Вы меня толкаете на должностное преступление.
– Помилуйте, – засмеялся Нардов, – вся предыдущая часть разговора не более чем возможное допущение. Ведь пострадавший в больницу еще не поступал, он мирно сидит в Бутырке. Он даже знать не будет, почему угодил в больницу и почему к нему отнесутся там с подобающей цивилизованной стране гуманностью. Это только допущение, рассуждения. А факты…
Барсуков глянул на адвоката, в его глазах Нардов прочитал:
«Что ты мне втираешь? Неужели не понял, что денег мало предложил? А если тебя только на штуку уполномочили, то выметайся из машины. За мелочевку не берусь».
Вновь раскрылось портмоне, Нардов вытащил еще пять стодолларовых бумажек, подхватил сигаретную пачку, бросил деньги сверху десяти банкнот и тут же захлопнул бардачок.
– Вот и все, – сказал он.
Барсуков только кивнул в ответ.