– Для чего у него эта щетка? – спрашивали менее осведомленные.

– Как для чего, – отвечали более осведомленные, – для того, чтобы чистить зубы.

– А для чего их чистить? – спрашивали менее осведомленные.

– Это уже мы не знаем, – отвечали более осведомленные.

Но неудовлетворенное любопытство растет, как растение. Они продолжали спрашивать. И многие, чтобы показать, что они знают, отвечали. Одни: чтобы лучше говорить. Другие: чтобы не устал рот. Третьи: так просто. Четвертые: для здоровья. Пятые: чтобы зубы были белее.

Но ни один ответ не мог удовлетворить любопытных. Спросить самого Молодцева? Неудобно. Да он и не скажет правду: «Производственная тайна». Однажды кулак, сам Петухов, пришел утром к Молодцеву, когда тот чистил зубы.

– Наше вашим, – сказал кулак и сделал вид, что хочет снять шапку.

– Мм… гм… гм, – отвечает ему товарищ Молодцев, не вынимая изо рта щетку.

– Ваш брат, – закричал вдруг кулак, – обирает нашего брата.

– Мм… гм, – ответил ему товарищ Молодцев, не вынимая изо рта щетку.

Кулак вдруг снял шапку.

– Ваш брат, – сказал он, – забрал у нашего брата покос. Я насчет покоса.

– Мм… гм, – ответил товарищ Молодцев, не вынимая изо рта щетку.

– Так как же насчет покоса, какое ваше распоряжение будет?

– Мм… гм, – ответил товарищ Молодцев, не вынимая щетку.

– Тогда я пойду, – сказал вдруг кулак, – оставайтесь здоровы.

– И вам также, – сказал товарищ Молодцев, вынув щетку, – доброго здоровья, – и вдруг захохотал всеми своими белыми зубами, всем лицом, всем своим огромным телом. Кулак рассвирепел и с поднятыми кулаками полез на товарища Молодцева. Он надвигался, топая, словно отплясывая присядку, вертя ногами и головой, весь расстегнутый, с растянутым ртом и глазами, вылезшими на лоб, вот так, с глазами, похожими на рога, с красным носом и красной бородой, в синей рубахе, вот с такими кулаками.

– Надо мной смеетесь? – крикнул кулак, подступая. Собралась толпа.

– Над вами.

– А имеете ли вы на это право? – спросил кулак, подступая ближе.

– Имею, – отвечал товарищ Молодцев.

– А где это право? – спросил кулак, надвигаясь на Молодцева.

– Вот, – сказал Молодцев.

– Где? – переспросил кулак.

– Да вот, – сказал товарищ Молодцев, – вот, – и показал на зубную щетку.

Кулак открыл рот, удивленный рот, как ведро, как никогда не открывал, и так стоял с раскрытым ртом, лениво помахивая кулаками, как бык, похожий на быка больше, чем бык. Бык с бородой и двумя кулаками. «Надо мной смеется», – сообразил кулак и бросился на Молодцева.

– Одну минуту, – остановил его Молодцев с видом осматривающего ветеринара, – постойте, разве так можно, – и с сожалеющим видом заглянул кулаку в рот.

– Что такое? – растерянно остановился кулак. И вдруг испугался, и вдруг побледнел. – Что такое?

– Никуда не годится, – ответил товарищ Молодцев и, обмакнув зубную щетку в порошок, затолкал ее кулаку в рот и стал неистово чистить ему зубы.

– Вот так, вот так, – приговаривал он и чистил. А кулак стоял, опупев, руки по швам, выпятив живот. И тогда толпа захохотала, как один рот. Это был неистовый хохот. Колхозники катались от хохота по земле, казалось, по земле катался сам хохот. Казалось, хохотала трава, смеялись постройки, хохотала сама земля ртом, широким, как небо. И смех необъятный, как небо, широкий смех колхозников упал на голову кулаку Петухову и придавил его к земле. Он бежал, позабыв вытащить изо рта щетку, держа щетку, как собака, он бежал подобно собаке, измазанной зубным порошком.

Так наши колхозники заинтересовались зубной щеткой. И когда Мишка Ковригин, наш завхоз, вернулся из города, он привез с собой целый воз зубных щеток.