Олег пожал плечами.

– Может, Белозёрова сама к ней ездила? – предположила Злата. – Там и ставила их.

– Нет, Белозёровой сил не хватит, чтобы далеко от Огней знаки ставить, – Олег покачал головой и поправил указательным пальцем очки. – Может, у её дочери вообще знаков нет. Такое же тоже бывает.

– Тогда ей не дадут проводить обряд, – вмешался Ярослав.

– Или сначала поставят первый знак, а потом, после обряда, второй.

– Тоже может быть, – не стал спорить тот, скрестив руки на груди. Злата успела заметить знаки самого Ярослава  – один-единственный круг, руна Леля.

– Спорим, Белозёрова теперь будет водить девчонку на все занятия и показывать, как зверюшку в зоопарке? «Вот, посмотрите, чему научилась моя доченька в знаменитой лесной школе», – передразнил Саша манерный выговор. – Бедняга, мне уже жалко эту девчонку.

– Если она такая же, как её мать, жалеть там нечего, – фыркнула Злата.

Олег неодобрительно покачал головой, но уголок губ всё же пополз вверх. Ему заносчивая старейшина водной общины нравилась ненамного больше.

– Кстати, а что решили по обрядам? Кто будет проводить их в этом году? С водным ясно, что ничего пока не ясно. А остальные?

Саша пытливо смотрел на сидящую напротив Злату. Она поёжилась, отвела взгляд. Отец, возглавлявший Огненную общину, конечно, рассказывал ей, что обсуждают на советах. Она знала, что ещё ничего не решено окончательно. И знала, что Саши среди тех, кто может руководить обрядом, нет.

– Ничего не решили, – ответила она быстро. – Ни в одной из общин. Не знаю, почему. Может, Белозёрова отняла всё время рассказами о том, какая у неё замечательная дочка…

Саша ударил по струнам. Раздался глухой хлопок  – струна лопнула.

***

«Тихо!» – крик так и срывался с губ. Он решил бы все проблемы. Он вывел бы из забытья Сухопёрышкина, который последние пятнадцать минут неподвижно смотрел в одну точку. Он отрезвил бы Северного, который мило болтал с Сандрой битый час явно не об обрядах. Он заткнул бы наконец Белозёрову. Она с пеной у рта доказывала, что никто, кроме её дочери, не сможет провести Купалу в этом году. Никто. Ни Наташа Зайцева, младшая из всех претендентов, но очень внимательная и точная в своих действиях. Ни Антон Белошвеев с его умением поднимать в воздух небольшие озёра. Ни уж тем более Ярослав Королёк, с детства укрощавший неспокойные морские волны. На его счету уже было два удачно проведённых обряда – за всю историю водного колдовства в этих местах не встречали настолько покорную воду. Но куда ему до Мариночки?

Никите Михайловичу нестерпимо хотелось крикнуть. Но он сдержался. Осторожно ударил по столу несколько раз концом карандаша, потом зачастил дробью. Только тогда гул в зале Совета затих, но не прекратился совсем.

– О чём мы спорим? Если у Марины нет знаков, мы не можем…

– Мы поставим, – тут же перебила Белозёрова. Если бы у неё был более высокий голос или она, например, чётче выговаривала все звуки, то сошла бы за назойливую торговку. Но она говорила твёрдо и уверенно, будто одно её слово решало всё. Это раздражало так же, как её элегантные платья, строгие костюмы, крупные серьги и всегда горделиво приподнятый подбородок.

– Вы прекрасно понимаете, что после метки её колдовство может выйти из-под контроля. Кто знает, сколько Марине понадобится времени, чтобы прийти в себя?

– Не больше трёх дней. Она успеет оправиться, подготовится и проведёт обряд. Вы, – Белозёрова скользнула взглядом по присутствующим, – можете не сомневаться в моей дочери.

Никита Михайлович колебался. Он видел девочку мельком: бледная, худая, с пышной копной тёмно-рыжих волос. Она отличалась от местных девушек, её красота казалась ломаной и контрастной. Но в её колдовстве ничего примечательного не было. Прохладный дождик, накрапывающий в жаркий летний день, – вот и всё, что таилось в этой девочке.