– Это все твои проделки, ба, – прошептала она себе под нос. – Раз я не могу поставить тебе памятник на могилу, не продав свою почку, значит, надо строить нерукотворный с помощью добрых дел, да? Ну конечно, разбежалась…

Обернувшись, Настя крикнула:

– А может, все-таки толкнем?

Конечно, лучше было бы дать ей потратить последние деньги на телефоне, чем добровольно залезать по колено в грязь, думала Настя, сидя на переднем сиденье маленькой красной машины. Кеды были, скорее всего, убиты насмерть. Зато остроносая кареглазая Катя оказалась классной и предложила подвезти до города. В машине у нее было тепло, пахло манговой елочкой и играла музыка, та самая, которая сейчас, на остановке в дождь, звучит у Насти в голове. На Ковалевском она навещала отца. С тех пор прошел год, и они были неразлучны.

– Ты уснула? Настя! Але! – кричит из открытого окна Катя, притормаживая у остановки. Настя едва успевает стряхнуть с себя летаргию воспоминания. – Тут нельзя останавливаться вообще-то!

Настя закрывает голову тряпочной сумкой с книгами и бросается в открытую дверь с пассажирской стороны. Она залетает так быстро, что умудряется удариться лбом, смеется, закидывает сумки на заднее сиденье. Красная машина трогается, подняв полчище брызг, которые на мгновение замирают в воздухе, и отражается в них тысячей божьих коровок, застывших в полете. Ни Настя, ни Катя не замечают сквозь густую завесу дождя одинокую фигуру, чернеющую на другой стороне дороги.

– Настя, ну я не могу, этот аромат, он меня с ума сводит. – Катя наклоняется и вдыхает запах Настиных волос. – Ну как ты можешь так?

– Я ничего не чувствую, – пожимает плечами Настя, расстегивая пальто.

Под ним на ней надета черная футболка с эмблемой кофейни. Настя работает там уже год, с тех пор как не стало бабушки.

– Нападет на тебя какой-нибудь вампир-кофеман, этим все и кончится, – смеется Катя. – А если серьезно, то почему ты не переодеваешься?

– Не успеваю я. И так опаздываю на лекцию каждый раз.

– Ты, конечно, феномен, Насть, ни одного прогула и работа еще. Ты вообще когда-нибудь спишь?

– Периодически.

– Ты так себя доведешь до дурки от переутомления, – со вздохом отзывается Катя.

Настя усмехается, тихо и невесело.

– А я с парнем познакомилась, прикинь! – перескакивает на другую тему Катя.

– Да ладно.

Иногда Насте кажется, что эти подвозки по понедельникам только и нужны Кате, чтобы поделиться с Настей своими обычно не слишком успешными, но очень детально описываемыми любовными похождениями.

– Ага. Угадай где?

– На работе?

– А вот и нет. «ВКонтакте».

– Это бар?

– Ох, шутница! Юмористка! То, что ты живешь в каменном веке и не регистрируешься в соцсетях, не значит, что все остальные должны вместе с тобой.

– М-м.

– Ты не волнуйся, я и тебе страницу сделаю.

– Не надо, у меня на это времени нет.

– Ох ты, важная она какая. – Катя высовывает язык. – Нет у нее времени на соцсети. А чем ты на работе занимаешься вообще тогда?

– Работаю.

Катя закатывает глаза.

– Так и что этот парень?

Катя пускается в подробный красноречивый рассказ, пока Настя незаметно дремлет, стараясь не закрывать глаза, как кошка.

Дождь обычно рано или поздно прекращается, есть у него такая особенность, но только не в Петербурге, нет. Здесь он не заканчивается, просто растворяется в воздухе, как сахар в чае, делится на мириады невидимых частиц, которые ты вдыхаешь и закрываешь свой зонт. К этому Настя привыкала не один год.

Катя высаживает ее на Песочной набережной. Им еще повезло, проскочили пробки. Она целует Настю в щеку и берет с нее обещание немного поспать и забить хоть раз на домашку. Они обе знают, что ни на то, ни на другое шансов нет. В этом, иногда думает Настя, и состоит смысл дружбы: если сделать ничего нельзя, то надо хотя бы назойливо повторять очевидное, пока не дойдет.