И все было бы хорошо: увеличилась зарплата, даже пару раз выдали премиальные, не бог весть какие деньги, только все равно было приятно. Но вкупе к хорошим изменениям, Ведара оказалась очень въедливой, упертой женщиной со своим личным видением по многим вопросам. Она не знала таких слов как «нет», «не могу», «не умею» и совала нос в каждую щель, даже если это грозило ей личными проблемами. Она не жалела ни себя, ни других и редко вспоминала, что даже при ненормированном рабочем графике нужно спать хотя бы несколько часов в сутки. Не имея своей личной жизни, ведьма не думала, что она может быть у кого-то еще.

Вольт проверяла цифры, кожей чувствуя, что «ведающий» смотрит на нее исподтишка, изучающе, будто она картина, а он анализирует каждую черточку и мазок. На дежурства она не ходила, поскольку и так постоянно находилась в кабинете, просто ей хотелось привести все дела в порядок. А то мало ли после приезда гостей, ее руководство решит, что пора проверять все отделения и группы, входящие в полицейское управление и тайный сыск. Поэтому, чтобы все прошло идеально, Ведара решила немного задержаться и еще раз все перепроверить, а заодно составить планы по раскрываемости на следующий отчетный период в соответствии с данными за этот же месяц прошлого года.

– Уильям, что ты все время дергаешься, посиди спокойно, а то вдруг сейчас вызов придет. Вряд ли мы сможем тогда присесть в ближайшие часы. Или ты что-то хотел?

Голос у ведьмы был достаточно мягким, но парня все равно передернуло. Уильяма было сложно испугать, особенно после трех лет службы в орчьем легионе, где обязаны были отметиться все, в ком течет хоть капля крови этого народа. А в нем был целый океан: в его роду каким-то мистическим образом смогла затесаться лишь одна человеческая женщина, его бабушка. Сержант и сам не понимал, почему Ведара, всегда уравновешенная и спокойная, нет-нет да заставляет дергаться его, смелого молодого мужчину, который успел многое повидать в своей жизни. Однако от вкрадчивого, ровного голоса комиссара, его иногда пробивала крупная дрожь. И к слову, так реагировал не только он. Уильям, чтобы не думать о себе как о трусе, спрашивал и многих других, кто успел столкнуться с Вольт, эффект был тем же.

– Нет-нет, – принялся поспешно отнекиваться парень и его темные, раскосые глаза, выделявшиеся на широкоскулом безносом лице яркими драгоценными агатами, панически заблестели.

Веда приподняла тонко выщипанные брови и насмешливо улыбнулась, зная, какую иногда коварную игру может вести ее тихий голос:

– Уверен? Может, все-таки скажешь правду?

– Вы о чем, госпожа Вольт? – молодой полуорк напрягся, взгляд против воли притягивался к белому лицу улыбающейся ведьмы.

Веда хотела сказать что-нибудь такое, отчего бы сержант встряхнулся, еще, по меньшей мере, на сутки, но не успела. В правом углу было установлено старинное зеркало в тяжелой бронзовой овальной раме, которую надежно держали железные крюки, вбитые прямо в стену. Мера предосторожности была вполне объективной: специально заговоренные зеркала использовались для связи, поскольку практически идеально передавали картинку на любое расстояние. И не редко при этом раму ощутимо потряхивало, словно она очень щепетильно реагировала на эмоциональный фон тех, кто пользовался такой связью.

Так вот, это самое зеркало сейчас светилось ярко-красным светом и даже позвякивало от нетерпения. Веда вздохнула: вся надежда на ночь без происшествий рассыпалась в пыль. Она кивнула Уильяму, чтобы тот не медлил и ответил на вызов. Конечно, ему не хотелось вставать с кресла, но на службе он себе не принадлежал. Мужчина приложил раскрытую ладонь к зеркальной поверхности. По нему тут же прошла мелкая рябь и через некоторое время проявилась картинка: яркий свет уличных фонарей, чей-то высокий тонкий силуэт и лишь общие очертания полукруглых крыш в Птичьем сквере. Больше нигде в городе не было таких богатых белых двухэтажных домов с уложенной по кругу красной черепицей. Картинка время от времени резко сдвигалась на пару миллиметров, что говорило о дожде или сильном ветре на улице.