Что совсем не с ней произошла та непонятная непонятность…

Не с ней, не с ней, не с ней…

Но нет, всколыхнул звонок прежнее, нехорошее, и погнала волна за волной, накрывая воспоминаниями.

Оказывается, впитался в кровь липкий и холодный страх и въелся в поры…

Думала, что исчез он, так нет, до сих пор рядом. Просто ждал своего часа и дождался…

И самое интересное, что ничего такого очевидно страшного и не происходило…

А вот ощущение какой-то противоестественности ощущалось во всем.

Она же так и не поняла, что же на самом деле с ней тогда произошло, или могло произойти. Помнит только, дед Захар напугался сильно, хотя и вида не казал.

Что могло его так напугать? Ее дедушку, который прошел огонь, воду, медные трубы, чертовы зубы, Крым и рым…

Глава 3. Кировская глубинка.

Со своим первым и пока единственным мужем Демидом Тоня познакомилась той далекой весной, когда вместе с мамой приехала в Киров к родне.

Темноглазый парень будто околдовал ее. Такая любовь промеж них случилась…

О такой любви слагают легенды и пишут романы.

Домой мама уехала одна. Она никак не могла образумить ошалевшую от чувств дочку, да и Тоне стукнуло уже восемнадцать. Совершеннолетняя…

Сама может принимать решения и родители ей не указ.

Вот так и оказалась она в той глухой деревушке в Кировской глубинке. Там и свадьбу сыграли…

И если задуматься, то весьма странноватая свадебка-то вышла; просто расписали в районном сельсовете и все.

Но Тоня на тот момент прямо-таки срослась с розовыми очками, и все воспринимала через призму такой эйфории, что не хотела замечать очевидного. Как-то все наспех и тайно…

И как она со своим цепким умом повелась на такое? Как опоили чем…

Вот так и прожила она опоенная, а месяца через два трезветь начала потихоньку.

Родителей у Демида не было и жил он с сестрой Устиньей, которую Тоня вначале приняла за его мать. А когда узнала, сколько той лет, удивилась… Всего-то на десяток зим старше брата…

Радушно приняла Устинья невестку, но вот так и сквозили в этой напускной ласковости фальшивые нотки. Тоня все успокаивала себя; кажется мол…

Но каждый раз, мило улыбаясь Устинья, словно заживо сдирала с нее кожу черными, как и у брата глазами.

Вот как понять, о чем она думала?

И однажды Тоня нечаянно подслушала странный разговор, после которого и начала потихоньку приходить в себя.

Возвращаясь из леса с полным лукошком сочной и душистой малины, она свернула к реке и, умостившись под огромной черемухой, вдруг поймала себя на мысли; возвращаться домой, совсем не хочется…

Возле речки и солнышко греет и светло и краски лета играют, а в деревне мрачно и промозгло…

Разморившись под теплыми лучам, Тоня незаметно задремала. Разбудил ее чей-то говор.

Узнав голос мужа, чуть было не подскочила от радости, чтобы бежать и лететь к любимому со всех ног, но почему-то передумала и, пересилив желание, замерла и слилась с густой травой.

– Демид, твоя сосна скоро до крыши дома достанет. Смотри, перерастет и поздно будет. Может пора уже?

Неприятный голос золовки ни с кем не спутаешь. О чем это она речь ведет? Какая еще сосна и почему поздно?

– Знаю, – недовольно отозвался любимый муж. – Так сосна еще и замереть на несколько лет может…

– Может замереть, а может и за ночь выше крыши вымахать! – зло проскрипела Устинья. – Тебе ли не знать, как это бывает? Или что… – в словах золовки явно промелькнул испуг. – Или ты действительно влюбился?

– Не твое дело! – резко ответил Демид. – Без тебя как-нибудь разберемся…

Да о чем это они вообще? Бред какой-то…

Бред, не бред, но из укрытия Тоня так и не показалась, а дождавшись, когда брат с сестрой уйдут, полежала еще немного и не спеша двинулась следом. По дороге она все думала о подслушанном разговоре и, зайдя в деревню, машинально отметила; возле каждой избы растут сосны. Где одна, где две, или три…