Опыт армейской жизни учил: в любых новых условиях первым делом ищи земляков. Землячество вдали от дома великая вещь. А если ты сибиряк, то земляков у тебя от Урала до Приморья – что из Омска, что из Хабаровска. Но в первую очередь искал, конечно, тех ребят, которые были призваны из Иркутска, Бурят-Монголии или с Алтая. Если такие находились, то сразу становились почти братьями. Вот и здесь, в госпитале, нашелся свой «челдон» – военфельдшер из Читы. Хоть и неблизко из Улан-Удэ до Читы, а все равно свой, «земеля». Он мне после выписки полфляжки спирта налил – «для протирания ушных раковин». А спирт на «передке» – это спасение и от обморожения и от воспаления раны. Да и вместо бани – фурункулы протирать. Так я полагал. Но когда однополчане мои учуяли запах спирта из моей фляжки, пришлось расстаться со всеми этими иллюзиями.

В конце осени сорок первого года наша дивизия прикрывала подступы к Москве со стороны Калуги. Как ни жаль было оставлять Ельню, отбитую ценой многих потерь, к октябрю мы вынуждены были отойти за реку Угру. Наш полк – уже не 630-й, а 17-й гвардейский – прикрывал деревню Мстихино, близ которой находился важный объект: большой железнодорожный мост через Угру. Само название этой деревушки – Мстихино, призывало нас к мести за поруганную русскую землю, за сожженный Дорогобуж, за растоптанную Ельню, за тысячи других городов, городков, по которым прошлись стальные гусеницы и кованые сапоги вермахта.

В стародавние времена Угра была рубежом великого противостояния русских дружин и татарских орд; теперь история повторялась. Но что знал я тогда об истории?! Я даже не знал, что Полотняный Завод, близ которого мы занимали оборону, родовое имение Натальи Гончаровой, жены Александра Пушкина. И когда мне об этом рассказал кто-то из местных старожилов, я дал себе зарок: если останусь жив, займусь историей родной страны, сделаю все, чтобы узнать как можно больше о земле, в которую ложились мои товарищи. Забегая вперед, скажу, что тот свой зарок я выполнил. Многие годы своей жизни я посвятил изучению родословного древа всей истории России и великого поэта, составил полное «ветвление» всех пушкинских колен, и труд мой был оценен по достоинству Пушкинским Домом, Институтом русской литературы, Институтом мировой литературы, кафедрой литературы МГУ, Институтом истории СССР Академии наук и Институтом русского языка АН СССР.

Тогда, в самую грозную годину войны, многие из нас думали не о смерти, а о будущем. Мы были слишком молоды, чтобы так поспешно прощаться с жизнью.

* * *

Немцы рвались к Москве по плану операции «Тайфун», а у нас в Калужской области линия фронта проходила по реке Угре, и немцы здесь явно выжидали.

Нашим полком командовал майор Михаил Александрович Носевич, белорус родом из Полоцка. Быстро и четко он расставлял подразделения по направлениям. Мы выгрузились из эшелона и с ходу стали занимать оборону. Музвзводу определили участок обороны под селом Мстихином. Даже воспитанники-музыканты, подростки, и те встали в оборону, хотя их настоятельно отправляли в тыл. Нам придали счетверенную зенитно-пулеметную установку, которая была смонтирована в кузове грузовика ЗИС-5. Это была мощная огневая сила, и мы на нее очень рассчитывали. Хотя, конечно же, танк остановить она не могла.

Сведений о противнике мы не имели, и тогда майор Носевич отправился на ближнюю рекогносцировку на грузовике ЗИС-5, в кузове которого были установлены счетверенные пулеметы. Кроме пулеметного расчета, состоявшего из четырех человек, Носевич взял еще трех бойцов, в том числе и меня. Таким образом, вместе с шофером нас было девять. Кроме «счетверенки», у нас еще был ручной пулемет ДП с тремя дисками. Плюс три наших карабина.