– Я сама… – боли девушка не выносила: ни своей, ни чужой.

Суетливо расстегивая пуговицы на рубашке, Аслан не мог оторвать от девушки своих восторженно-восхищенных глаз. Ему казалось, что перед ним стоит само совершенство, богиня, неземное существо.

– Ну же, давай, – Алия спиной откинулась на топчан, застеленный застиранным и выцветшим покрывалом.

Ей до слез стало обидно и горько, что таинство самой первой ночи с мужчиной совершится в столь убогой обстановке. Ни тонких и высоких свеч в бронзовом канделябре. Ни пенящегося шампанского в фужере из богемского хрусталя. Ни вышитых шелком атласных простыней…

– Только знай, женишок, этого я тебе никогда не прощу…

В ожидании неминуемой боли девичья спина испуганно вытянулась дугой. Сжались протестующие и взывающие к милосердию кулачки.

– Нет, я не могу… – вытирая со лба мелко подрагивающей ладонью крупные капельки пота, раздосадованный парень в полнейшем бессилии отвалился в сторону, протяжно взвыл.

Страх за неминуемое возмездие за совершенное им насилие сыграл с Асланом злую шутку. Мужская сила позорно оставила его на поле несостоявшейся брани, выставила его полнейшим посмешищем в глазах юной красавицы, предательски перечеркнула все его надежды.

Опрокинув в себя стопочку водочки, парень повторил попытку. И вновь его поджидала оскорбительная неудача.

– Да, женишок… – Алия села, подобрав под себя ножки, прикрылась простеньким покрывалом. – И что теперь…

Когда она успела проникнуться сочувствием к несчастному парню, девушка в ту секунду даже не поняла и не думала про то. Ее несказанно забавляла сама ситуация. Она словно смотрела на все со стороны…

Узнав о пропаже младшей дочери, Иса Мирзоев поднял на ноги всю районную милицию. Собрав в своем рабочем кабинете мобильный штаб по поиску девушки, секретарь райкома, курирующий идеологические вопросы, в своих выражениях нисколько не стеснялся:

– Я им кадыки всем вырву!

На многочисленной публике, на всех торжественных мероприятиях всегда подчеркнуто-вежливый, он, оставаясь с глазу на глаз со своими подчиненными, сбрасывал с себя блестящую маску интеллектуала и на время становился самим собой – высокомерным и надменным хамом.

– Я им глаза на одни места натяну… – стучал Мирзоев кулаком.

Предпринятые розыскные мероприятия скорых и обнадеживающих результатов не принесли. Следы гражданки Мирзоевой обрывались у самого выхода из торгового центра, будто она воспарила на Небеса.

Казалось, что девушка исчезла без следа. Никто и ничего путного и могущего внести ясность в расследование дела не видел и не слышал.

Важные и пузатые, милицейские чины один за другим пришли к неутешительному выводу, что Алию, скорее всего, похитили. Или же…

– Нет! Моя дочь на игры со мной не способна! – второй секретарь райкома с ходу отверг крамольную мысль о том, что девушка пошла на то, чтоб самой инициировать свое собственное похищение.

– Ничего не поделаешь, Иса Арсенович. Если в ближайшее время зацепок не обнаружится, придется вам ждать кунаков…

Весь кипя от клокочущей ярости, Мирзоев кинул на полковника уничтожающий взгляд, в бешенстве грохнул по столу кулаком:

– Если с моей дочерью что-то случится, я с тебя сам погоны сорву! Пойдешь на улицу рядовым постовым…

По городу, несмотря на все предпринятые меры, поползли слухи. И первыми зашушукались близкие подружки девушки. От них оказалось невозможным скрыть необъяснимое исчезновение по жизни веселой и общительной Алии. Они не понимали, как их лучшая подружка могла невероятным образом исчезнуть, не поставив их про то в известность.

К исходу второго дня Мирзоев пребывал в состоянии отупелой растерянности, близкой к паническому расстройству. Последовательно прошел он стадии гнева, напряженности, досады и замешательства, боли и лишающей сил неуверенности.