– Всё ещё ты? – рыкнул он. – Где моя рабыня?

– Никто не знает, кто вас мыл вчера.

– Что значит, не знает?

– Мой господин, ни одна из девушек вчера не посещала вашу купальню. Это могла быть ваша гостья?
Тёмный не ответил, лишь приподнял руку, жестом освободив её от обязанности находиться рядом, и девушка мигом ушла. Свет кристаллов стал тускнеть до тех пор, пока купальня не погрузилась в полумрак. И я увидела, как золото сходит с лица Бога. Досада накрыла меня с головой, а любопытство лбом ударилось о кварцевую стену. Ибо ни черта не видно, что ж такое у него с лицом?

– Эти чёртовы девственницы с ума меня сводят, – проговорил он.

Я пригрелась на мягкой мебели, прижимая ноги плотнее и сложив руки на колени. Спину держала ровно, прямо и гордо… Гордо подслушивала, что лепечет Тёмный Бог в своём гордом одиночестве.
Если он узнает, что я была здесь, мне головы не сносить. Интересно, кто ему вчера массаж делал? Чьи руки ему так необходимы?

– Мой господин, – ворвался чарующий женский голос, и кристаллы вновь засияли.

– Стой там, где стоишь, Нэмах, – ответил он грозно ей, а с места не сдвинулась я.

– Ты до сих пор считаешь, что я могу воспротивиться  увиденному? 

– Нет, ты видела шрамы и похуже, но меня в шрамах ты не видела и не увидишь никогда. Ни ты, ни кто-то другой.

– Хорошо, господин. Я буду позади тебя покорно ждать, когда твои раны затянутся, и ты пригласишь меня в свои объятия.

– Нэмах, сегодня ты мне не нужна. Ступай, – я уловила нотки раздражения в его голосе.

– Ну, как знаешь, – мрачно ответила женщина и хлопнула дверью. Ушла, видимо, обиделась. А я склонилась к щели, Тёмный опрокинул голову назад, положив её на кафельный край так, от чего лицезреть пришлось один лишь мужественный подбородок и кадык.

– Не стой там, можешь пройти, – сказал он вдруг.
Мне, что ли? Но как же? Что-то я совсем не готова!

– Господин, – ворвался противный и знакомый голос, а меня передёрнуло. Я ведь чуть не вышла!

– Ты отправил невест к вратам?

– Отправил, мой господин.

– Какие же смертные идиоты! – завопил он. Я дёрнулась ещё раз. И того трижды. – Кто придумал, мне, Богу похоти и разврата, приносить в жертвы ДЕВСТВЕННИЦ? Я что тут с ними должен делать? Что? Я даже притронуться к ним не могу! К этим призракам бестелесным! Хаос их всех поглоти, столько женщин и ни одна не может быть моей!

– Да, господин.

– Ты же понимаешь?

– Да, господин. 

– Ничего ты не понимаешь.

– Чем же Нэмах вам не угодила, мой господин?

– Пресытился. За столько лет прожитых здесь, я уже всем пресытился. Я желаю хоть на день оказаться в людском мире человеком и коснуться настоящего женского тела. Нет, не коснуться. Этого явно недостаточно для меня! Мне нужна не тронутая ни мужчиной, ни временем! Почему ритуал сорвался? Я ведь должен был попасть в мир людей на грёбаные праздник!
От его слов сердце забилось чаще. Страшно то как! Бог должен был посетить наш мир, но что-то пошло не так! А слуга покорно молчал, боясь получить минимум подзатресник от своего господина.

– Ладно, уходи. Сегодня я хочу поспать. И я надеюсь, что до завтра меня никто и ничто не потревожит.

– Да, мой господин. Но...

– Что ещё?

– Одна невеста не прошла во врата. Та, что разбила вазу, её недосчитался у врат.

– Да что б тебя хишатр* проглотил! Я могу хоть один день прожить спокойно? Мне всё равно. Разбирайся сам.

– Но если в Эдеме души недосчитаются…

– Я никого не держу. Пусть придут и забирают. Мне ещё с девственницами возиться не хватало! Не моя это работа! Напомнить чья?

– Нет, мой господин.

Мне как-то стало холодно. Это я-то умерла? Что ж… Этого следовало ожидать. Но, как оказалось, готова к этому я не была, и слёзы друг за другом пошли по щекам. Одно радует, меня здесь никто не убьёт. Убивать уже нечего! А вот что делать с тем, ради чего я сюда пришла и могу ли я вообще что-то сделать? Да и как же я могу быть бестелесным духом? Я же массаж ему делала. Может выйти и представиться? А что я скажу? – «Очень приятно, принцесса Западной империи Мирэль Ден Гурион». А он мне такой: – «Очень приятно, Бог». Поцелует руку, или пожмёт её. Оближет змеиным языком? Фу, нет! Обнимет? И я тут же рассыплюсь в его объятьях. Нет! Может, поклона хватит?