Гостиная комната с диваном обогревалась голландской печью, облицованной жестью, чтобы гарь из печи не проникала сквозь мелкие щели в комнату и не отравляла воздух.

За окном побелело. Ночью выпал снег и укрыл сухую землю плотным слоем: по приметам, снег, легший на сухую землю, должен был растаять, увлажнить землю, и уже потом, другой снег укрывает землю до самой весны.

– Вот и первая зима моей самостоятельной жизни наступила в чужом селе, среди чужих людей, но при учениках, при новых знакомых, и, конечно, при этой женщине, что хлопочет на кухне и своим теплом и ласкою скрашивает мою жизнь в этой глуши.

Поработаю здесь пару лет и непременно буду учиться дальше: иначе отсюда не выбраться, того и гляди оженюсь на крестьянке или поповской дочке и прощай тогда мечты о науке и жизни в большом городе, – размышлял Иван в тепле и неге под ватным одеялом, прислушиваясь, как дрова потрескивают в печи, да Арина осторожно позвякивает посудой на кухне, приготовляя учителю-сожителю завтрак.

– Нет, при Арине мне удастся избежать женитьбы на местных невестах: желания мои она вполне удовлетворяет, и страсти к браку по этой причине нет. Интересно, почему я вчера в её объятиях вдруг подумал о старостиной дочери Татьяне, чем усилил своё вожделение? Неужели эта Татьяна запала мне в душу или мысль о ней мелькнула случайно? Однако пора вставать, чтобы успеть к урокам и не предаваться пустым размышлениям, – одёрнул себя учитель, вставая с постели и надевая тёплый халат и войлочные чуни, чтобы сбегать в туалет по первому снегу.

Пробегая мимо Арины, он тихонько шлёпнул её по ягодице, от чего та испуганно отпрянула, не заметив за делами появления хозяина.

– Напугали вы меня, Иван Петрович, – обиделась Арина, – с испуга и описаться можно, – по простоте душевной пояснила женщина.

– Прости, Аринушка, за неудачную шутку, – смутился Иван и побежал дальше.

Уроки в школе по первому снегу прошли успешно. Ученики после уроков не разошлись сразу, а поиграли в снежки на школьном дворе, забрасывая девочек, которые истошно визжали, но не убегали со двора, в свою очередь, гурьбой наваливались на какого-нибудь мальчика и валяли его в снегу.

Иван, не вмешиваясь в эти безобидные игры детей, наблюдал с крыльца, следя, чтобы игра ненароком не перешла в потасовку: от игры до драки – один нечаянный снежок, попавший в лицо, и в таких потасовках Иван тоже участвовал в бытность учеником школы в родном селе Охон.

Наигравшись, дети разошлись, а учитель приступил к обеду, который ему сготовила заботливая работница Арина, втайне надеясь на мужскую ласку на диване. Проснувшаяся в женщине страсть требовала удовлетворения, но Иван в своих желаниях оказался скуповат: ему хватало двух-трёх соитий с женщиной в неделю, чтобы чувствовать себя вполне удовлетворённым.

Возможно, испытав любовь, он стал бы более страстным, но пока это чувство было учителю незнакомо, и Арине пришлось довольствоваться тем, что есть, не рассчитывая на большее. Впрочем, женщиной она была уравновешенной, привыкшей повиноваться мужчине и потому в минуты близости старалась извлечь максимум удовлетворения, вызывая некоторое удивление учителя своей страстностью, переходящей в одержимость в моменты совместного оргазма.

Но всё это будет потом, а сейчас Арина потчевала учителя на обед вкусной мясной солянкой, которую приготовила по рецепту из поваренной книги, ибо в крестьянском быту такое блюдо ей готовить не приходилось.

После обеда в школу зашёл портной: низенький, плешивый, но круглый жид, которого направил к учителю священник для пошива учителю тёплого пальто. Портной этот показал образцы материи на пальто и рисунки моделей, по которым Иван с его помощью выбрал фасон и материал на пальто. Портной снял мерки и удалился, обещая через два дня принести наживлённый на нитку раскрой пальто для примерки.