– Я понимаю, – продолжать не было смысла. – Это ужасно. Не представляю, насколько вам тяжело.

Она не ответила. Из динамика раздавалось лишь тяжелое, со всхлипываниями дыхание. Я, наконец, решился задать вопрос, ради которого позвонил.

– Простите, но я должен спросить. Вы не замечали странных изменений на его теле? Пятен, почернений?

Когда я решил, что уже не дождусь ответа, Алла Иванникова все же подала голос:

– Откуда… откуда вы знаете? Этого не было в новостях. Журналистам я про эту гадость не говорила.

– Я слышал о похожих случаях, – мне пришлось пойти на небольшую ложь, – и пытаюсь собрать полную картину.

– Ох, ладно. Я пыталась спасти Глеба, прежде чем вызвала «скорую помощь». Расстегнула ему рубашку, а под ней… все было черным. Кожа была покрыта какими-то чудовищными волдырями, из которых тянулись маленькие жгуты, похожие на мышиные хвостики. Они извивались, они дергались, они тряслись, и эта трясучка была похожа на дружное радостное ликование. Знаете, как будто болельщики взметают руки вверх, когда их команда забивает победный гол. В тот день они ликовали, что мой муж убил себя.

– Простите. Простите, – других слов мне в голову не приходило. Как заведенный я повторял одно и то же.

– Когда прибыли врачи, на теле Глеба не было и следа черных пятен. Только красные – от крови. Я почти убедила себя в том, что мне все привиделось, и у меня получалось не думать об этом, пока вы не позвонили. Так что же это было? Расскажите, что за жгуты торчали из тела моего мужа? Почему он убил себя?

– Я не знаю, но…

– Вы не знаете. Полиция не знает. Никто не знает! – ее голос звучал визгливо, в нем слышались истерические нотки. – Но всем обязательно нужно залезть поглубже, расспросить о подробностях. Надеюсь, вы удовлетворили свое любопытство, так как наш милый разговор окончен. И больше не пытайтесь мне звонить!

Она разорвала соединение. Я не винил ее – было чудом, что разговор вообще состоялся, учитывая ее состояние. Теперь мне стали известны обстоятельства смерти помощника прокурора, но легче от этого не стало, ведь подобное ожидало и меня. Иногда лучше не знать всех деталей, особенно когда они касаются собственной незавидной участи.

Я словно наяву видел грубо перерезанное горло, сочащееся кровью. Мышиные хвостики, торчащие из черного, покрытого язвами тела. Трясущиеся, ликующие. Вот что меня ждет?

Я ощутил неприятное покалывание под кожей, будто бы мелкие жгуты сию минуту собирались вырваться наружу. Кургин обещал мне две недели, неужели порча действовала так быстро? Или разговор с Иванниковой взбудоражил мое воображение?

В мгновение ока я очутился перед зеркалом в ванной, стаскивая с себя одежду. Похоже, в ближайшие две недели мне придется повторять этот ритуал все чаще и чаще. До тех пор, пока я еще смогу повторять.

Чернота проклятия продолжала расползаться, гулять по моему телу. Пятно выросло до размеров ладони, по форме напоминая картинку из теста Роршаха – ту, в которой одни видят прекрасную бабочку, а другие – зловещую ухмылку смерти. Число волдырей увеличилось до трех, причем первый из них надулся так, словно был готов лопнуть и разродиться той дрянью, о которой упоминала Иванникова. Пока что это было единственное место, где я ощущал болезненное натяжение кожи. Страшно представить, что чувствовал помощник прокурора перед смертью, будучи истерзанным мелкими жгутами.

На сегодня с меня было достаточно. Не одеваясь, я прошел на кухню и плеснул в стакан армянского коньяка. Спиртное грело душу и оставляло ореховый привкус во рту, но одной дозы было недостаточно.

Бутылка опустела быстро.