Сказав это, он подошел к стене и нажал черную кнопку. Через мгновение дверь распахнулась, и в комнату заглянул охранник.

– Закончили? – осведомился он. – Адвоката прошу на выход. Обвиняемый пока остается на месте.

Уже возле выхода из комнаты у меня вдруг возник еще один очевидный вопрос, ответ на который я жаждал получить немедленно:

– Почему ты не потребовал у прокурора отказаться от обвинения? Не наложил проклятие на него? – я покосился в сторону охранника, но он будто бы и не заметил моих слов. – Отказ от обвинения означает автоматическое прекращение дела. Разве это не проще, чем заставлять меня доказывать что-либо?

– О, я просил, – усмехнулся Кургин. – Но он не стал сотрудничать. Я бы на твоем месте поинтересовался, все ли у него в порядке. Все ли в порядке с человеком, обвинившим невиновного в убийстве?

Охранник потерял терпение, принялся нас торопить, а я перечить не стал. Моя голова была занята другим. Погруженный в мысли, я не заметил, как покинул изолятор, сел в кресло автомобиля и оказался на полпути в кабинет.

Ветер заметно усилился, его завывания были слышны даже в салоне «Форда». Погода на Среднем Урале всегда отличалась своей непредсказуемостью, но сегодня она решила удивить даже тех, кто многое повидал в жизни.

Впрочем, что думать о погоде, когда осталось всего пару недель до того, как проклятие должно было меня прикончить? И все же, несмотря на расползающееся черное пятно и кошмарный сон, я не спешил отчаиваться. Что бы там ни болтал Кургин, слепо идти у него на поводу не входило в мои планы.

Я твердо решил показать пятно врачу, сдать анализы и получить нормальное лечение. В современном мире принято поступать именно так, а не бегать на побегушках у несущего бредни нойда. Может быть, все и обойдется.

Кроме того, история Кургина о невиновности и ошибочном осуждении могла оказаться вздором. Стоило заново проверить доказательства и только после этого начинать что-либо делать.

Отвлекшись от дороги, я едва успел заметить, что к машине стремительно приближался темный силуэт. Вывернул руль в сторону, но слишком поздно: мгновение спустя раздались грохот удара и треск битого стекла. Хотя моя нога упиралась в педаль тормоза, «Форд» по инерции продолжал двигаться вперед. Он остановился, лишь воткнувшись в ограждение у дороги. Из-под смятого капота поднимался серый дым.

Я выскочил из машины и первым делом убедился, что никого не задел. Редкие прохожие пялились на аварию или снимали ее на мобильные телефоны, но ни один из них не пострадал.

«Форд» представлял собой печальное зрелище. Из остатков лобового стекла торчал металлический рекламный щит, который, по-видимому, бросило в машину порывом ветра. Бампер был разбит, решетка радиатора смята, а на асфальте растекалась лужа маслянистой жидкости.

Мой лоб горел огнем. Я коснулся его и увидел на пальцах кровь. Вокруг продолжал выть ветер, и в этом завывании я чувствовал ненависть к себе.

Когда я вошел в кабинет, измотанный разбирательством с ГИБДД и службой эвакуации, Динара едва не сбила меня с ног. Она бросилась ко мне, повисла на плечах, затем отпрянула назад, смутившись собственной бурной реакции.

– Что с тобой произошло? Ты ранен? – сыпала она вопросами. – Мог бы и подробнее рассказать по телефону!

– Погода записала меня в число своих врагов, – отшутился я. – Ветер оторвал рекламный щит от креплений и швырнул в «Форд». А я не справился с управлением и добил его окончательно. Почти не пострадал, разве что лицо поцарапало. Жить буду, обещаю.

– Вот и прекрасно. А я чуть было не подумала, что мне придется искать себе другую работу, – шутливо заметила Дина. – Хорошо, что все обошлось. Кстати, если ты пропустил обед, то можешь угоститься пиццей, которую я заказала. Правда, там немного осталось. Надо же было чем-то заедать стресс.