Ваську Пименова в конце концов отвели в сторону, процессия тронулась дальше, а он еще долго всхлипывал и кричал что-то вслед, выкидывая вверх то одну, то другую руку. Иван покосился на Антонину, она была словно в забытье, и, казалось, не обратила никакого внимания на непредвиденную остановку. Зато Андрей Андреевич Карамышев несколько раз глянул на Ивана и, повернувшись, что-то спросил у Федора Корнильева. Тот на ухо ответил ему, и на этом все вроде как и закончилось.

На самом подъеме, на крыльце губернаторского дома стоял с обнаженной головой сам Алексей Михайлович Сухарев. Он поклонился процессии, но не подошел, а чуть выждав, когда она пройдет мимо него, вернулся обратно в дом.

– Надо же, сам губернатор проводить вышел, – пронесся шепоток по толпе.

У кладбищенских ворот стояло десятка два озябших нищих и убогих, которые, завидя еще издали гроб, опустились на колени, закрестились, закланялись, протянули заскорузлые ладони, прося подаяние. Катерина подошла к ним, раздала мелкую монету, приговаривая перед каждым: «Помяните раба божьего Василия…»

После поминок, когда гости разошлись, остались лишь все свои, кровники, Михаил Григорьевич Корнильев, сидевший под образами, на хозяйском месте, слева от Ивана, привстал и торжественно проговорил:

– Ну, пусть земля дяде Василию пухом будет, а нам о своих мирских делах подумать надо.

– Пойду я, наверное, Миша? – робко спросила Варвара Григорьевна.

– Поди, поди, а то испереживалась, намаялась за день. – Вслед за Варварой Григорьевной ушли Катерина и Антонина, бросив на Ивана вопросительный взгляд. А Михаил Григорьевич, чуть пригубив из чарки, обратился к братьям: – Как дальше жить станем? По любви или по разумению?

– Ты у нас, Мишенька, самый старший, а значит, и самый умный, – ехидно проговорил со своего места Василий Яковлевич Корнильев, – мы до сей поры по твоему разумению жили, да, верно, и далее так придется…

– Брось дурить, Васька, – зыркнул в его сторону Михаил, да и остальные братья неодобрительно глянули на младшего, но промолчали, скрыв усмешку.

– Ты, Вася, все наперед старшего норовишь, да только проку с того никакого. Чуть чего, к нам или за деньгами, или за товаром бежишь.

– А к кому же еще, как не к братьям, мне идти? – огрызнулся Василий Яковлевич.

– Хватит, – прихлопнул по столу ладошкой Михаил. – Грызться нам меж собой не пристало. Тут надо решить дело, как с капиталом покойного дяди Василия обойтись.

– Не понял… Это кто решать будет? Как с деньгами отца поступить? – вытянул шею в его сторону Иван. – Вы, что ли, решать собрались?

– А то кто ж?! – спокойно ответил Михаил. – Или мы не одна семья, а ты нам не брат?

– Брат-то брат, да отцы у нас разные, а значится, и карману общему не бывать. Я уж сам как-нибудь своим скудным умишком соображу, куда эти деньги вложить…

– Знаем мы тебя, Иван, сызнова кинешься руду искать или еще куда ухлопаешь отцовы денежки, – поддержал Михаила Иван Яковлевич Корнильев.

– Не ваше дело! – подскочил на лавке Зубарев. – Пошутили, и будя. Спасибо, что пришли отца проводить, а теперь ступайте по домам. Устал я, еще с дороги в себя не пришел, потом поговорим…

– Негоже, брат, так гостей выпроваживать, – подал голос Федор Корнильев, – мы к тебе как к родному, а ты…

– Были бы чужие, и вовсе говорить не стал бы, – перебил его Иван Зубарев. – Коль посидеть еще хотите, оставайтесь, а я к себе пошел, жену полгода не видел.

– Жена подождет, – сдвинул брови и положил руку на плечо Ивану Михаил Корнильев. – Ты скажи мне лучше, что тебе про опекунский совет известно?

– А зачем мне знать о нем? – скинул руку брата с плеча Иван и пошел было к двери.